Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот, как будто почувствовав его насмешливый взгляд, какое-то время пытался натянуть на лицо маску невозмутимости, но в конечном счете потерпел неудачу. Не в силах больше терпеть это унижение, он открыл глаза и уставился на Мо Жаня убийственным взглядом, в котором грохотал гром и сверкали молнии.
Вот только в сочетании с красной вуалью, покрывающей его волосы, и алым одеянием, украшающим его тело, хоть он все еще выглядел угрожающе, легкий намек на гневный румянец в уголках его глаз неожиданно нарисовал перед мысленным взором Мо Жаня совершенно иную соблазнительную картину.
Заглянув в глаза Чу Ваньнина, Мо Жань невольно вздрогнул. Улыбка, как маска, застыла на его лице. Учитель перед ним внезапно стал похож на себя в определенный момент их прошлой жизни. Эти две картины наложились друг на друга, и он потерялся в пространстве и времени.
Хотя это наваждение длилось всего мгновение, его хватило, чтобы Мо Жаня бросило в холодный пот.
Когда-то он совершил три непростительных вещи в отношении Чу Ваньнина.
Первое — это убийство. Он использовал запретную технику, ставшую причиной его смерти.
Второе — это унижение. Он заставил Чу Ваньнина послушно исполнять все свои плотские желания.
Третье…
Третье было самым приятным, что он сделал в своей прошлой жизни, но в конечном итоге — и самой большой его ошибкой.
Конечно, император человеческого мира никогда бы не признался, что сожалеет о своих действиях, но в глубине сердца и ему не удалось избежать мук совести.
Черт! Почему он все еще помнит это безумное прошлое, и каким Чу Ваньнин был тогда?
Мо Жань покачал головой и закусил губу, изо всех сил стараясь стереть из памяти это его выражение лица. Иначе как он сможет снова посмотреть Учителю в глаза.
Чу Ваньнин все еще смотрел на него взглядом «я убью тебя». Мо Жань не хотел больше провоцировать этого колючего человека, поэтому он мог только беспомощно и виновато улыбнуться.
Церемониймейстер между тем голосил:
— Жених и невеста, совершите обряд омовения рук[4].
[4] 沃盥 wòguàn вогуань — обряд мытья рук, отсылка к иероглифу «沃» — который переводится не только как орошать/мыть, но и как плодородный и тучный.
Согласно этому обряду, молодожены должны сначала сами вымыть руки, а затем помыть руки друг другу.
Призрак принес медный таз, наполненный чистой водой, и поднял его, приглашая новобрачных вымыть руки.
Лицо Чу Ваньнина было полно отвращения, но ему пришлось сначала обмыть свои руки, а затем принять «милость» от своего «жениха». Мо Жань все еще был рассеян, когда обмывал свои ладони, поэтому замешкался. Никогда не отличавшийся хорошим характером Чу Ваньнин бесцеремонно вылил из своего таза всю воду разом на руки Мо Жаня, насквозь промочив его рукава.
Мо Жань некоторое время молча смотрел на свой промокший рукав. Со стороны было непонятно, о чем он думает, так как на его лице не отразилось ни одной эмоции. Лишь слабый свет пробежал в глубине его чернильно-черных глаз.
Но его сердце было взволновано одной мыслью.
Чу Ваньнин никогда не изменится. Кто угодно, только не он.
Все его действия, все его решения в этой и прошлой жизни были одинаковы, не изменившись ни капли.
Он медленно поднял голову. На мгновение ему показалось, что он вновь стоит посреди Дворца Ушань[5] на Пике Сышэн, а Чу Ваньнин, покачиваясь, медленно поднимается к нему по длинной лестнице. Еще несколько мгновений — и этот человек встанет перед ним на колени, всегда гордо поднятая голова склонится до земли, прямая спина согнется в униженном поклоне, а потом обессиленный Чу Ваньнин упадет перед ним навзничь, не в силах завершить поклон.
[5] 巫山 wūshān ушань — в мифологии Ушань — это место, где князь Чу (военачальник эпохи Воюющих Царств) пережил во сне роман с феей горы Ушань, которая утром превращалась в облако, а вечером — в дождь; образно — место встречи любовников.
— Обряд омовения рук завершен.
Завывания привидения вырвали Мо Жаня из его воспоминаний.
Внезапно придя в себя, он встретился взглядом с Чу Ваньнином. Его черные как смоль зрачки замерцали, словно иней на обнаженном мече. Этот взгляд всегда действовал на людей устрашающе.
…Э-э, прошлая жизнь осталась в прошлом. Что касается того, чтобы заставить Чу Ваньнина опуститься перед ним на колени, то сейчас это вряд ли возможно. Остается довольствоваться воспоминаниями о моменте своего полного триумфа. Да и цена — если быть честным до конца — даже тогда была слишком высока...
После обряда омовения рук следовал обряд разделения трапезы[6], а затем — обряд разделения брачной чаши[7].
[6] 同牢 tóngláo тунлао — разделение трапезы молодоженами.
[7] 合卺héjǐn хэцзинь — разделение брачной чаши; после этого ритуала все имущество супругов становится общим.
— Муж и жена разделяют чашу вина, отныне вместе до конца света.
В обряде хэцзинь молодожены обменивались чашами с вином, после чего совершался ритуальный поклон небу и земле.
Чу Ваньнин выглядел по-настоящему взбешенным. Казалось, еще немного, и он потеряет контроль над собой. Его глаза опасно сузились. Мо Жань был почти уверен, что, когда все это закончится, Учитель порубит в фарш эту призрачную распорядительницу церемоний.
Все-таки Мо Жань не мог слишком долго смотреть на Чу Ваньнина, когда тот выглядел подобным образом.
Даже еще одного пристального взгляда могло хватить, чтобы Мо Вэйюй снова с головой погрузился в хаотичные и грязные воспоминания, от которых он не в силах освободиться.
— Первый поклон — небу и земле!
Художник: 四面储鸽
Мо Жань думал, что уж кто-кто, а гордый Чу Ваньнин точно не опустится на колени, чтобы завершить брачную церемонию. Но неожиданно тот нахмурил брови, закрыл глаза и в самом деле опустился на колени. И они вместе поклонились.
— Второй поклон — родителям!
Вряд ли можно было назвать родителями этих безликих бумажных кукол, но они поклонились и им.
— Третий поклон! Муж и жена поклонитесь друг другу!
Густые ресницы Чу Ваньнина опустились, он повернулся и быстро опустился на колени, даже не удостоив Мо Жаня беглым взглядом. Его зубы были крепко сжаты.
Кто бы мог подумать, что стоило этим двоим попытаться завершить третий поклон, как их головы с глухим стуком столкнутся друг с другом.
Чу Ваньнин глубоко вдохнул, пытаясь сдержать стон боли, прикрыл лоб и, подняв слезящиеся глаза, мстительно посмотрел на Мо Вэйюя, который также потирал ушибленный лоб.
Мо Жань мог только беззвучно произнести:
— Простите.
Чу Ваньнин