– Ещё Николай Первый говорил, что «на самом деле моей империей управляют двадцать пять тысяч столоначальников». Маркиз де Кюстин в своих знаменитых и одиозных записках о России был категоричнее… – император достал мелко исписанный лист бумаги и с выражением продекламировал: – «Из своих канцелярий эти незаметные тираны, эти деспотичные пигмеи безнаказанно угнетают страну, даже императора, стесняя его в действиях; тот хоть и понимает, что не столь всемогущ, как о нём говорят, но, к удивлению своему (которое желал бы сам от себя скрыть), порой не вполне знает, насколько ограничена его власть. Болезненно ощущая этот предел, он даже не осмеливается сетовать, а ставит ему этот предел бюрократия, страшная всюду, ибо злоупотребление ею именуют любовью к порядку, но в России более страшная, чем где-либо. Видя, как тирания чиновников подменяет собою деспотизм императора, содрогаешься от страха за эту страну».

Знаменитый вольтерианец той эпохи, политический эмигрант князь П. Долгоруков изъяснялся ещё резче: «Император… лишён права… выбирать себе чиновников. Чтобы занять в России некую должность, надобно обладать соответствующим чином… Это учреждение являет собою крепчайшую гарантию ничтожества, низкопоклонства и продажности, посему изо всех реформ эта более всего ненавистна всесильной бюрократии. В России достоинство человека есть великое препятствие в его служебном продвижении… Тогда как негодяй или полукретин, который ни разу не покинет службы, в конце концов, достигнет в ней чинов высочайших».

Неспособность российской бюрократии к деятельному участию в общественном обновлении в силу её кастовой отчуждённости от общества отмечает один из самых глубоких наших аналитиков Борис Николаевич Чичерин: «Бюрократия может дать сведущих людей и хорошие орудия власти; но в этой узкой среде, где неизбежно господствуют формализм и рутина, редко развивается истинно государственный смысл… Новые силы и новые орудия, необходимые для обновления государственного строя, правительство может найти лишь в глубине общества».

Александр Третий учредил в начале своего царствования Особое совещание, которое признало необходимым отменить чины, поскольку они стали явной архаикой, утратившей всякое положительное значение, и лишь стимулируют уродливое чинопочитание и не стесняющийся в средствах карьеризм, приводят в госслужбу людей беспринципных, обладающих вместо необходимых деловых и моральных качеств только неукротимым желанием любым путём выбиться наверх. Главным выводом Совещания стало предложение о слиянии чинов с должностями. Но когда заключение Совещания было разослано на отзыв главам министерств и ведомств, всё повернулось иначе. Подавляющее большинство министров высказалось против отмены чинов. Чин-де возвышает его обладателя над прочими подданными, а поскольку он даётся за службу государеву, то тем самым он укрепляет власть и поднимает её престиж.

Кроме того, в отзывах министров говорилось об опасностях «потрясения в умах» чиновников при отмене традиционного порядка. Решение найдено не было. Император оказался бессилен изменить систему, и вопрос опять заморозили до следующего царствования. Сопротивление бюрократической корпорации оказалось сильнее царской воли. Но мы попробуем ещё раз, я обещаю, – император обвёл офицеров пылающим взглядом. – Мы заставим это привилегированное стадо сделать правильный выбор, и вы, – каждому из присутствующих показалось, что в этот миг он смотрит прямо в глаза именно ему, – вы мне в этом поможете… Ну, или не поможете, – цвет глаз императора превратился в цвет воронёной стали, – и тогда я буду крайне огорчён и разочарован…

Небольшая пауза, в течение которой император не торопясь раскуривал трубку, а жандармы набирали в лёгкие внезапно закончившийся воздух, была прервана совершенно неожиданным продолжением:

– Заходить на господ чиновников мы будем с совершенно неожиданной для них стороны, – глуховатый голос императора рокотал, как армейский барабан, отбивающий ритм идущего в атаку батальона. – В России существует не просто развитая, но изощрённая культура взяточничества, как по способам вымогательства и дачи взяток, так и по кругу решаемых за взятку дел. При этом и масштабы дел, и размеры взяток растут прямо пропорционально чину взяточника вплоть до очень высоких степеней.

Император внимательно оглядел опять затаивших дыхание офицеров и коротко добавил:

– Учтите, что в вашей работе я вас не буду ограничивать какими-либо уровнями. В качестве примера высокой культуры взяточничества приведу косвенные взятки в форме подарков, пожертвований или приобретения по явно завышенной цене имущества лиц, каким-то образом связанных с нужным чиновником. При этом возникают устойчивые связи, система посредников и гарантий выполнения обещанного. Сложились определённые традиции и даже своего рода этика отношений в данной сфере. Именно существование таких неписаных правил поведения имел в виду Салтыков-Щедрин, когда говорил, что вкладывать капитал во взятки выгоднее, чем в банк, ибо это даёт гарантии от неизбежных притеснений со стороны властей. Вот вам, господа, и придётся выявлять традиции и вскрывать эти связи. И начать надо со специальной картотеки, где на каждого чиновника будет заведён формуляр, указывающий на его легальные доходы, а с другой стороны – описывающий его имущественное состояние и текущие расходы. Разница между ними – повод для особого производства… – император остановился напротив Зубатова. – Не страшно, Сергей Васильевич? Или, может, ну его и вернётесь к легальным организациям рабочих?

Зубатов опустил голову. Было не просто страшно. Было жутко. В животе бултыхалась огромная холодная жаба, задевая своими скользкими лапками то печень, то селезёнку…

– Знаю-знаю, страшно, – коротко кивнул император, – мне тоже страшно… Но кто-то же должен заниматься очисткой этих авгиевых конюшен?.. И если мы это не сделаем, – он наклонился к Зубатову и прошептал так, что слышно было всем присутствующим, – то всё остальное зря, и лучше сразу начинать осваивать новую профессию… что-то вроде управляющего совковой лопатой или смотрителя за карасями в пруду… Но если вы не передумали, – император вернулся к нормальной речи, – тогда Сергея Васильевича Зубатова я попрошу составить план оперативных мероприятий для установления полного, тотального контроля над неспокойным чиновничьим племенем, а вас, генерал, – император кивнул на Трепова, – попрошу подумать над необходимым для такой работы штатом и бюджетом…

В тот же день,

Русское императорское техническое общество

– Мы отстали от других европейских держав и Североамериканских Соединённых Штатов как минимум на сто лет, – попыхивая трубкой, неторопливо произнёс император, глядя на инженеров-энергетиков, увлечённо разглядывающих карту с размашистой надписью «ГОЭЛРО». – Мы должны пробежать это расстояние за пять, максимум – за десять лет, иначе нас сомнут.

Классон с Красиным оторвались от магических цифр киловатт-часов, километров линии электропередачи, тонн стройматериалов и посмотрели на императора с каким-то смешанным чувством восхищения и сожаления.

– Да вы знаете, с какими чудовищными трудностями мы сталкиваемся при строительстве совсем крошечной, по меркам этого плана, электростанции в Биби-Эйбате?! – с болью и отчаянием в голосе вскричал Классон, прижав карту всей пятернёй, будто желая взять и спрятать в карман рубиновую россыпь электростанций, условные обозначения которых были щедро разбросаны по губерниям. – А вы предлагаете строить станцию на 360 мегаватт? – с этими словами палец Классона упёрся в то место, где красовалась надпись «Рыбинская ГЭС». – Мы не смогли найти пятнадцать чертёжников! А вы собираетесь за десять лет построить тридцать электростанций и среди них – пять! – это сложнейшие гидротехнические сооружения. Чем строить? Кому? Как?