Вонни выглядела необычно подавленной.

— Что-то случилось? — полюбопытствовала Эльза.

— В доме, где я только что была, беременная женщина. Отец ребенка был среди погибших на катере Маноса. Она не хочет рожать. Все так перепуталось. Доктор Лерос не может слышать об аборте, поэтому она собирается к старухе, которая этим «занимается», как она выражается, там, в деревне, километрах в пятидесяти отсюда. Она может погибнуть, определенно, может случиться заражение. Ну почему она не хочет родить и любить этого ребенка, это же так естественно. Я целый час ее уговаривала, обещала помочь с уходом за малышом. Да разве она послушает! Нет.

— Для вас, Вонни, это непривычная ситуация, — пошутила Эльза.

— Почему ты так думаешь?

— Мы все к вам прислушиваемся, внимаем всему, что слышим, поверьте. Часами говорим о вас с Дэвидом о вашей теории, что его отец, может быть, болен.

— Не может быть, а болен, — уверенно сказала Вонни.

— Да, вы правы. Его надо встряхнуть, заставить задуматься. И вы преуспели… он собирается сегодня позвонить домой.

— Отлично. — Вонни одобрительно кивнула. Она остановилась возле маленького, запущенного домика. — Мне в этот дом, пойдем со мной. Надо передать Николасу волшебное снадобье. — Из вязаной сумки на плече она вынула маленький глиняный горшочек.

— Вы и снадобья готовите? — ахнула Эльза.

— Нет, вообще-то это антибиотик, но Николас не доверяет врачам и современной медицине, поэтому мы с доктором Леросом придумали маленькую хитрость.

Эльза наблюдала, как Вонни бродила по дому старика, подняв кое-что в одном месте, прибрав в другом, беспечно болтая по-гречески. Потом она достала волшебную мазь и торжественно намазала большую рану у него на ноге.

Когда они уходили, старик улыбался им обеим.

Эльза и Вонни побрели обратно, оживленно болтая. Вонни рассказывала Эльзе про места, которые они проходили, называла их, объясняла, что это означало на английском.

— Вам здесь нравится, не так ли? — спросила Эльза.

— Мне повезло, что я нашла это место. Возможно, я могла отыскать что-то другое, но Агия-Анна была добра ко мне, я бы нигде больше не смогла жить.

— И мне жаль уезжать, действительно жаль, — призналась Эльза.

— Разве ты уезжаешь? Возвращаешься в Германию? — Казалось, что Вонни вовсе не рада.

— Да, конечно, надо ехать.

— Правильнее было бы сказать, надо вернуться к тому, от чего убежала.

— Вы не знаете… — начала Эльза.

— Знаю то, что ты мне рассказала, как ты решила убежать от сложной ситуации, и как он приехал сюда, нашел тебя, и как заставил тебя думать иначе.

— Нет, он не заставил меня думать иначе… Я сама передумала, — огрызнулась Эльза.

— Неужели?

— Да, Вонни, вы, как никто другой, должны знать, как это: любить кого-то и сбежать из-за него на край света. Вы сделали то же самое. Ради всего святого, вы должны понять.

— Я была совсем ребенком, когда сделала это, школьницей, а ты взрослая женщина, сделавшая свою карьеру, жизнь, уверенная в будущем. Нас нельзя сравнивать.

— Можно. Мы совершенно одинаковые. Вы любили Ставроса и ради него бросили все. Я делаю то же самое ради Дитера.

Вонни остановилась и взглянула на Эльзу с изумлением.

— Ты не смеешь утверждать, что мы совершенно равны. Что теряешь ты? Ничего. Ты все получаешь обратно — работу, мужчину, которому все еще не доверяешь, ты возвращается ко всему, от чего сбежала, это победа…

Эльза разозлилась:

— Неправда, Дитер хочет жениться на мне. Теперь все будет в открытую. Будем жить вместе, как муж и жена. Не станем больше скрываться, а потом поженимся. — Глаза ее засверкали.

— А первопричина, из-за которой ты сбежала… все это ради того, чтобы заставить его жениться, да? Мне казалось, ты говорила о чувстве вины, потому что он бросил свою дочь и посчитал это нормальным. Неужели отвращение к нему исчезло?

— Жизнь одна, Вонни. Приходится брать то, что хочется.

— Независимо от того, кто нам это дает?

— Вы взяли то, что хотели, верно?

— Ставрос никому не был обязан, он был свободен.

— Как насчет Кристины?

— Я не знала про нее, пока не приехала сюда, и он ее бросил, а ребенок умер. Так что все было по-другому.

— А как насчет денег? Вы украли деньги. Вы не можете претендовать на безупречность, — рассвирепела Эльза.

— Это были всего лишь деньги, и я их вернула до последнего пенни!

— Вы не могли, это бред, Вонни. Вы же ничего не зарабатывали. Не вылезали из больницы. Где могли вы взять деньги?

— Я скажу тебе где. Мыла полы в полицейском участке, нарезала овощи в таверне у Андреаса, убиралась на кухне в деликатесной, учила английскому языку в школе… однажды я стала достаточно приличной, чтобы они доверили мне своих детей.

— Вы все это делали? Полы мыли?

— У меня не было твоей квалификации, Эльза… И я не была так уверена в своей красоте. Как еще могла я заработать?

— В итоге вы смогли избавиться от Ставроса, не так ли? Забыли его?

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Мне надо знать, если я захочу решить по-другому.

— О нет, Эльза, ты уже сделала свой выбор. Возвращайся и возьми то, что хочешь.

— Почему вы такая жестокая и злая? — зарыдала Эльза.

— Я жестокая и злая? Я? О, Эльза, опомнись, ради бога. Ты только послушай, что несешь. Я говорила уже, что ты привыкла жить по-своему. И я уверена в этом. В красоте есть безрассудный эгоизм. Магда была такая же, ты тоже. Это смертельно, потому что дает слишком много силы. На время.

— Магда подурнела? Вы об этом знаете?

— Откуда я знаю?

— Могли узнать, кто-нибудь сказал, — усмехнулась Эльза.

— Как ни смешно, мне действительно сказали, несколько человек доложили. Она и вправду стала некрасивой и почти потеряла Ставроса. Появилась молодая женщина, которая работает у них, И Ставрос с ней довольно часто видится. — От этой мысли Вонни заулыбалась.

— Что за люди рассказывают вам эти истории?

— Дай-ка разберусь, что за люди… Возможно, те, кто считает, что я заслужила какую-то компенсацию за то, что потеряла все и стараюсь из последних сил вернуть себе уважение.

— Вам же нет дела до респектабельности, — фыркнула Эльза.

— Очень даже есть, уважение необходимо нам всем, чтобы ладить с собой и найти во всем какой-то смысл.

— Вы свободны духом, вам же нет дела до того, что думают люди, — настаивала Эльза.