– Ты прав, – говорю я, выпуская поясок. – Спасибо.

– Передай ему, что мне понравился последний ролик. С рисунками.

Эсбен провел день в переполненных бостонских магазинах, протягивая посетителям альбом и прося нарисовать то, что доставляет им радость, ну или хотя бы написать словами. Ролик, в котором люди держат листки с картинками и надписями – очередное его прекрасное произведение, с музыкой, десятками улыбок, а иногда со слезами на глазах. Как ни странно, мало кто нарисовал что-то материальное, хотя и находился в средоточии хаоса и жадности.

– Это было здорово.

– Я есть в Твиттере, кстати, – застенчиво говорит Саймон. – Я просто не знал, подписываться на тебя или нет.

Я смеюсь:

– Но, я так понимаю, ты подписался на Эсбена? Ну конечно, подпишись и на меня. Ты же мой папа.

Наступает долгая тишина. Кажется, мы оба слегка испугались. Хотя я могу назвать Саймона своим приемным отцом, когда говорю о нем с другими людьми, я никогда напрямую не называла его «папа».

– Да, – наконец негромко отвечает он. – Я твой папа. И я подпишусь на тебя, как только мы договорим. И обязательно буду слать тебе напоминания – «чаще звони, ешь побольше овощей, не ложись поздно».

– Эсбен научил меня банить, – сообщаю я, хихикая, – так что лучше не зарывайся.

– Я буду паинькой! Я буду паинькой!

– Ладно. Увидимся в сети. Пока, Саймон.

– Пока, детка.

Я проверяю Твиттер – и всего через две минуты Саймон подписывается на меня. Я отвечаю тем же, а затем читаю, о чем он пишет. Садоводство, готовка, куча твитов про разные реалити-шоу… а потом вижу один пост на прошлой неделе и замираю. Саймон перепостил у себя ролик Эсбена – и ответил на него собственным коротким видео. Я нажимаю «просмотр». Саймон, в строгой рубашке с галстуком, сидит за кухонным столом.

– Привет всем, – взволнованно говорит он. – Меня зовут Саймон. И… вот что доставляет мне радость.

Он берет лист бумаги и держит его перед камерой. Там написано «Элисон».

– Моя дочь Элисон. Я долго ждал ее, но оно того стоило. Она… – говорит он и сглатывает. – Она озаряет мою жизнь светом.

Саймон откладывает листок и выключает камеру.

Я нацеливаюсь пальцем на изображение сердечка под видео. Уходит несколько секунд – но все-таки я на него нажимаю. А потом выкладываю ролик Саймона у себя, под заголовком: «У меня потрясающий отец».

Я пишу Саймону: «Ничего, если мы пригласим Эсбена на ужин во время каникул?»

Никогда еще он не отвечал так быстро: «В любой день. Хоть каждый день».

«Ну, каждый день – это слишком».

«Я очень хороший повар, – замечает Саймон. – Может, ему не захочется уходить».

Я смеюсь. Саймон прав.

Из спальни доносится хриплый утренний голос Эсбена:

– Где моя подушка? Где моя одежда? Почему я один в этой постели? Я правда чую запах кофе? У меня трещит голова, потому что я перепил, или кто-то дал мне по башке, потому что во сне я позволил себе лишнее?

И это еще очаровательнее, чем его обычный бодрый тон. Я захожу в спальню и влезаю на постель.

– Я так понимаю, ты не хочешь, чтобы я прыгала на матрасе?

Он стонет:

– Нет, пожалуйста, не надо!

И осторожно поднимает голову.

– Хотя… если ты будешь прыгать, я смогу заглянуть тебе под халат…

Я сажусь.

– Если это случится, мы пропустим целый этап.

Он притягивает меня к себе и обнимает.

– Давай не будем спешить.

Я не двигаюсь с места, наслаждаясь жаром, который исходит от его тела, и тем, как Эсбен держит меня в объятиях – крепко и в то же время очень нежно.

– Хочешь кофе? – спрашиваю я.

– Сейчас. Давай немножко так посидим.

Он откидывает одеяло.

– Не волнуйся. Я съел штук сорок мятных конфет, которые нашел в кармане, потому что зубной щетки у меня с собой нет.

– Спасибо, что подумал об этом.

Глупо сидеть в халате, после того как Эсбен видел меня в ночнушке. Поэтому я снимаю халат и залезаю под одеяло, а Эсбен подкатывается ко мне и ложится вплотную.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.

– Местами паршиво, но всё будет в порядке. – Эсбен проводит рукой по моим волосам, и некоторое время мы молча лежим вместе. – Особенно с твоей помощью.

Хотя тяжело видеть Эсбена таким расстроенным, я понимаю, что наши отношения стали более сбалансированными, поскольку я тоже кое-что для него сделала. С первого дня нашего знакомства именно я требовала помощи и поддержки. Теперь я знаю, что и он может опереться на меня. Я сильней, чем думала.

Потом я приношу ему кофе. И еще. И жду, пока Эсбен не проснется настолько, чтобы поговорить.

– Эсбен?

– Что, любимая?

– То, что было с Керри… из-за этого ты ни с кем не занимался сексом. И из-за этого так осторожен со мной.

– Отчасти да. Слушай, я знаю: то, что случилось с Керри – это изнасилование, а не секс. Две очень разные вещи. Совершенно разные.

Эсбен пьет кофе и задумывается.

– Пускай мне дико хочется заняться с тобой сексом, я буду радоваться всему, что мы делаем вместе. Девушки часто ощущают давление и начинают торопить события, потому что думают, что иначе парень уйдет. Но я не из таких.

Эсбен отставляет кружку и обнимает меня.

– Я знаю. Правда, знаю. Ты добрый, и мне всегда было с тобой уютно. А случай с Керри… это ужасно, Эсбен. Ужасно. Но, как ты сам сказал, то, что произошло с ней, и то, что происходит с нами, – это две совершенно разные вещи. И я кое о чем тебя попрошу. Прямо. Я хочу… немножко больше.

Я поворачиваюсь к Эсбену, беру его за руку и направляю ее себе под футболку, поперек живота. От этого прикосновения по моему телу рассыпаются искры.

Эсбен целует меня в плечо и, улыбнувшись, спрашивает:

– Но тебе ведь приятно?

Я поднимаю его руку чуть выше.

– Да.

Мне так хорошо, что я опрокидываю Эсбена на постель и провожу рукой по его груди.

– Сними рубашку.

– Правда? – неуверенно спрашивает он.

Я лезу ему под одежду, так учащенно дыша, что мне приходится замолчать.

– Только до пояса, – кое-как выговариваю я. – Чтобы ничто нас не разделяло.

Эсбен немедленно перекатывает меня на спину и осторожно касается моей кожи.

– Да, – произносит он страстно и многообещающе. – Да.

Я тяну его за рубашку. Сильно.