– Я кручу в голове все варианты.

Он долго искал слова, но так и не нашел их. Он и Леа-то когда-то убедить не смог, а уж смесь Леа с Элео – заведомо проигрышный вариант.

– Пожалуйста, – попросил напряженно, – давай действовать по порядку. Дай мне три дня. Договорились?

– Договорились.

Три дня у него будет. У меня, скорее всего, нет.

– Так мы договорились? По порядку.

– Договорились.

Мой ответ вышел тихим, почти неслышным.

Конечно «по порядку», только так и никак иначе. Я не стала упоминать о том, что он у каждого свой – этот порядок.

И напрягаться своему спутнику больше не позволила. Накрыла мягкой золотой ладонью ум, укутала в тепло, принудительно расслабила.

– Спи, – прошептала тихо, – хорошая ночь. Поговорим… утром.

Почувствовала, как уходит из мышц сталь, а из головы жужжание электрических проводов.

– Спи мой хороший…

В другой момент Аид бы почувствовал подвох, поднялся бы, забыл о сне, но не теперь. Я незаметно блокировала тревожные импульсы его нервных окончаний, посылала в мозг сигнал «все хорошо, мы договорились».

Все случится вовремя, все случится правильно.

Моя человеческая тревога наслоилась на безмятежность Элео, как грязевая пленка на белые волны.

Я прикрыла веки, мне тоже нужно поспать.

Бедикен.

(Supreme Devices – Outbreak)

– …извольте, Ваше Благородие, ну какая в ней сила – обычная булавка…

Судья молчал. Хорту Ридосу он казался тараном. Тараном, взведенным до предела, и если одно неверное слово, механизм щелкнет и бревно полетит на Хорта. Размажет его о стену, даже кишок не останется.

– Ложь я чую мгновенно. Не зли!

Ридос путался в коридоре из белых глаз, чувствовал удушье и понимал, что пол из-под ног уходит, не понимал только – как такое случилось? Чтобы его на рассвете, да сразу в тюрьму, на допрос, к Верховному. Ведь Хорт нигде не просчитывался. Да, возможно, он не идеален, низкоросл, например, но умён. Про булавку не говорил никому: ни брату, когда тот допытывался, каким образом всего за два месяца на двести процентов выросли прибыли, ни жене, которая истерику устроила, просила украшение подарить. Ридосу проще было переругаться со всей родней, но чтобы хоть слово про амулет?.. Нет, он не идиот, и осторожен был, как надевший ватные ботинки лис в курятнике.

Проболтаться, кроме него и Чародея, никто не мог. Чародей себя выдавать бы не стал, значит, все обманка, давят наобум, наживую.

– Обычная булавка, я вам говорю, нет никакой в ней силы. Купил в ювелирном у рынка, хотел супруге подарить.

Чужой взгляд не позволял ни вдохнуть, ни выдохнуть. Уже сейчас наматывал внутренности Хорта на трос – вращался ротатор невидимого спиннинга. Ридосу делалось все хуже, кажется, сдавало сердце.

– Я вырву из тебя правду, – сообщил верховный спокойно таким голосом, что допрашиваемый вдруг похолодел изнутри. – Но, если заставишь меня встать и подойти, я вырву ее с куском мяса.

«Сегодня у меня мало времени, – витало в воздухе. – Сегодня я беспощаден, и на твою никчемную жизнь мне плевать».

Нервы заключенного сдавали.

Мог только или он сам, или Чародей. Сам он никому – ни единой живой душе – не болтал. Значит, Провидец. Наверное, выгораживал себя, раз сдал покупателя, разменял пешку в важной игре.

Хорт чувствовал, как путает мысли болезненно поджавшийся мочевой пузырь. Еще чуть-чуть, и потечет в штаны.

«Еще чуть-чуть, и ты сегодня на обед домой не вернешься. И на ужин тоже…»

А стоит ли игра свеч?

Его мог сдать только Чародей, тогда есть ли смысл выгораживать предателя? Думал, Хорт будет молчать лишь потому, что ему приказали? Да к черту булавку, лучше денежный штраф, общественные работы, даже пара лет тюрьмы лучше, чем то, что случится, если Верховный встанет со стула…

– Еще минута, и последний шанс для тебя пропадет.

Надавил на больное равнодушный голос.

«Собака, – думал Ридос дрожащими мыслями, – это волк, гиена, это стальная машина с клыками, ей все равно».

Все верно, другой человек не мог стать Верховным Судьей.

– Хорошо-хорошо! – вдруг заорал он, сорвавшись на фальцет. – Это все он, Чародей, он мне ее продал… Взял дорого, обещал…

– Уведите, – вдруг бросил человек в капюшоне, потеряв к пленнику всякий интерес, – заставьте изложить все на бумаге, пусть подпишет. Ведите следующего…

Выходя из камеры, Хорт с изумлением увидел, что в нее уже заводят его старого знакомца – доктора Крачика. А Крачик-то как раз, подвыпив, хвастался однажды камешком, купленным у дворцового мага. Вот же беда… Никого, оказывается, не миновало. И все же для него, Хорта, взгляд белесых глаз позади, теперь доктор будет испытывать на себе «таран».

Выходя в коридор, Ридос все-таки напустил пару капель в штаны.

* * *

Аид.

Они кололись один за другим. Кто-то ругался, кто-то плакал, кто-то, впервые столкнувшись взглядом с Судьей, сразу начинал просить прощения. Аиду было неважно, как получать правду, и все, входившие этим утром в камеру, мгновенно чувствовали его настрой.

– Чародей…

– …у Чародея купил…

– …у него…

– …придворный маг продал…

На шестом подписанном признании Санара остановился – хватит, бумаг достаточно. Сегодня же он напишет прошение провести дознание придворного лица, а именно Альруса Садамоса. Прямо сейчас поднимется в кабинет, заполнит нужные документы – делу нужно дать ход немедленно.

* * *

Нова.

(Eurielle – City of the Dead)

Зеркало Души… Оно же Зеркало Справедливости, оно же Озеро Правды – в разные века его называли по-разному. Мощное, заряженное Древними Элео стекло, чью суть пытаться исказить – все равно что снова пытаться выбраться из тюрьмы Магов. Невозможно.

Кто-то создал этот предмет таким образом, чтобы воздействие извне нейтрализовалось, а внутрь себя вещь не пускала ни человека, ни Элео.

Чародей пытался, да, и его заклятье висело поверх структуры решетки, как ветхая колышущаяся паутина; Провидец, однако, полагал, что сформировал нечто новое – зеркало великодушно позволило ему заблуждаться.

Я нашла его во дворце, в самом дальнем коридоре, за огромной запертой дверью. Заброшенный тронный зал, слой пыли толщиной с палец, дорожка из следов дворцового мага, некогда наведавшегося сюда.

Всюду запустение, мрак, но поверхность стекла, в отличие от старинной потемневшей рамы, идеально чистая, ясная.