Я не сделала почти ничего, лишь помогла ей вспомнить. Хочет заплатить, пусть платит – дарить подарки также приятно, как получать. Из этого кафе она, скорее всего, направится в магазин, где с удовольствием накупит себе обновок. Прохожие будут оборачиваться ей вслед.

– Твой Охр на самом деле получил от Судьи щедрый подарок. Сам еще не понял какой.

– Я знаю. Я получила его тоже. Тогда… и сейчас.

У этих двоих выйдет семья.

– Как он сейчас?

– Подавлен, – Юния сказала это без сожаления, легко. Уже знала, что сможет его из этого состояния вывести. Впервые отнесется к покорению сердца Эдима, как к игре, а не как к пьесе с заведомо плачевным финалом.

– Передавай своим привет.

«Все у вас будет отлично!»

– Передам.

Уходила я, пытаясь выключить в себе ту женщину, которую только что ей описала. Зачем мне хвост из роты мужиков? Лучше я вдоволь набалуюсь сегодня с одним, горячо любимым.

Но перед этим забегу на Сиреневые Скалы.

* * *

(Delerium feat. Aude – Terra Firma)

– Уважаемый господин Санара, – седой мужчина, из-за круглых глаз, усов и брылей похожий на моржа, смотрел на стоящего перед арбитражной комиссией Судью неопределенно, – вы понимаете, что вопрос, прошение на рассмотрение которого вы подали, скажем так… крайне… деликатный…

Я висела, прозрачная, в просторном зале судебных заседаний, в проходе позади Аида. По бокам от меня ряды пустых стульев; на потолке лепнина из строгих узоров, на стенах портреты Великих Судей прежних лет. Неуютное место, сплошь формальное, бездушное.

Провозившись почти три часа с записями, которые собиралась оставить Аиду, я отправилась на поиск его самого, отыскала здесь, в здании суда. За длинным столом девять человек – обрюзглые, вечно недовольные – комитет по рассмотрению спорных жалоб. И этот комитет, насколько я видела, собирался отклонить прошение Санары на личный допрос королевского мага.

– …Альрус Садамос уже много лет служит при дворе верой и правдой и был избран на этот пост еще дедом нынешних правителей. И просто так брать и предъявлять ему обвинение в совершении противоправных действий… некорректно.

«Опрометчиво. Глупо».

Аид стоял, приподняв подбородок и сжав челюсти. Он молчал, но взгляд его был красноречив, как раскаленный добела в печи железный прут. Потому никто не осмеливался смотреть ему в глаза. Кто-то рассматривал вместо этого столешницу, кто-то ручку в пальцах, кто-то лепнину.

Я обняла любимого легким дуновением ветерка, обозначила свое присутствие.

У стоящего в проходе человека едва заметно дернулись ноздри.

«Привет. Я тут…»

Прошлась невидимой пятерней по его волосам, провела пальчиком по шее, улыбнулась, когда кожа на месте касания покрылась пупырышками. Железное выражение на лице, впрочем, не дрогнуло – отличная выдержка.

– Вероятно, имело место некая ошибка, – продолжил монолог за «моржа» мужчина слева, тоже седой, в очках. – Мага могли оклеветать, может быть, имел место сговор или же как раз заговоренные вещи были созданы на вполне законных основаниях, а вот приобретены уже нет. Понимаете? Слишком мало подтвержденных деталей, чтобы сразу назначать личное дознание. Нужно провести ряд дополнительных мероприятий.

Аид злился, я же хотела его все сильнее, отчетливее. Такого напряженного, взведенного, потрясающего. Пробралась прозрачными руками под одежду, мягко провела ладонями ему по груди, по кубикам пресса, томно выдохнула в шею. Коснулась сквозь ткань трусов поросли над членом.

«Нова… Накажу…»

Всегда мечтала испытать личную кару Верховного на себе. Чтобы горячо, жестко…

«Очень жду…»

Ему приходилось смягчаться – невозможно было думать о гневе и сексе одновременно. Сейчас Аид – Судья, желающий мести и справедливости, но он же мужчина, мысли которого сползают на женщину, трогающую его там, где запрещено. Прямо перед девятью седыми старцами.

– Вот если у вас будут еще какие-либо улики… Неопровержимые, конечно.

Они все были куплены Альрусом давным-давно. Об этом знала я, это чувствовал Санара.

«Скажи им, что доказательства уже есть. Ты систематизируешь и представишь их завтра. Направишь копию в королевскую канцелярию. И деваться им станет некуда».

– Доказательства уже есть, – повторил Аид ровно, – завтра вы их увидите. Равно, как и Короли, потому как дело не терпит отлагательства.

Его не просто недолюбливали здесь, его ненавидели, но делали это скрытно, прикрываясь формальностями. И никто не ожидал, что в рукаве заявителя окажется еще один туз. Или даже джокер.

– Что ж, – «морж» что-то пометил себе на листе, – тогда, полагаю, мы ждем вас… завтра.

О происшествии они доложат Провидцу уже сегодня. Это, впрочем, ничего не изменит.

«А теперь мы сбежим, да?»

Он был, как пружина, сжатая до предела, и эмоциям нужен был выход. Если не в меня, то в черноту, жаждущую убивать. Санара, однако, не хотел черноты. Он хотел секса.

(Astyria – Hold Your Breath)

Он отыскал меня, спрятавшуюся за тяжелой портьерой поодаль от зала судебных разбирательств. Портьера эта была призвана создать антураж тяжелого пафоса – за ней не было окон, лишь глухая стена.

– Что ты… здесь… делаешь?

– Жду тебя.

– Ты понимаешь, что одно неверное движение, и ты скомпрометируешь меня. Это не то место, где можно шалить.

А для меня любое место – то.

У него на шее пульсирует от гнева жилка – гнева не на меня, на идиотов, препятствующих дознанию.

– А мы тихо…

Я злила зверя, играла с его вздыбленным загривком.

По полированному паркету послышались чьи-то шаги; меня тут же вдавили в стену, чтобы портьера не шелохнулась.

Если его здесь увидят, балующегося с девкой…

Но они не увидят. В моих зрачках бесновались черти – я намеренно проявилась не в привычной одежде из штанишек и блузы, но в платье с таким декольте, что грудь лезла наружу. От юбки – одно название…

Санара качал головой. Его дыхание из горячего сделалось раскаленным.

– Ты везде… игры играешь? – спросил он жестко, когда шаги стихли. Мой наряд однозначно спровоцировал верную реакцию – под мантией стоял кол.

– Я плохая… да?

– Очень.

– Накажи меня.

– Ты допросишься.

Там ходили, по ту сторону штор. И нельзя, чтобы занавесь колыхнулась, выдала тех, кто находился за ней.

Ладони Санары железные – ими он, предварительно развернув меня лицом к стене, зажал мне рот. Приказал тихо: