– А я уже там была, – ответила Селма. – И еще пойду. Только надо проследить, чтобы креветки были холодными, а горячие бутерброды – горячими. А то эти дуры меняют посуду как бог на душу положит. В прошлый раз они положили креветки на неохлажденные тарелки.

– Ну хорошо, Селма. Спасибо, что вы обо всем позаботились.

Ронни допила воду и поставила стакан на стол.

– Не беспокойтесь, все будет сделано на высшем уровне, – серьезным тоном заверила ее Селма.

Ронни улыбнулась ей и вышла из кухни. На лестнице она не встретила никого. Напевая себе под нос, Ронни стала подниматься к себе в кабинет, чувствуя, как жар разливается по телу.

А что, если Том не придет?

Внизу хлопнула дверь, послышались мужские голоса. Ронни глянула вниз и увидела мужа, направлявшегося к своему кабинету, расположенному в восточном крыле дома, в сопровождении Бо Хилли. Оба сенатора, по всей видимости, были поглощены серьезной беседой, но Ронни не стала прислушиваться, ее вовсе не интересовала тема их разговора. Она поспешила наверх.

– Ронни, это ты, солнышко? – окликнул ее Льюис.

Ронни поняла, что проскользнуть незамеченной ей уже не удастся, поэтому она остановилась на верхней ступеньке и послала двум замершим внизу мужчинам ослепительную улыбку.

– Льюис? Я вошла на минутку, чтобы присмотреть за кухней. Вы не скучаете, сенатор Хилли?

– Бо, – поправил ее Хилли, ухмыляясь.

Ронни хорошо знала, что означает подобное выражение на лице мужчины. Однако она продолжала улыбаться. Сенатор Хилли пьян и похотлив, но он влиятельный политик и друг Льюиса. Так что пусть смотрит, лишь бы не распускал рук.

– Бо, – послушно повторила она.

– Так вот, я тут говорил Льюису: я пришел в дом, а ни про какой звонок никто не слышал. Будьте спокойны, я потребую у вашего парня объяснений.

– Наверное, он что-то перепутал, – сказала Ронни. – Прошу прощения, не буду мешать вашей беседе. Мне еще надо кое-что сделать.

– Мы через пару минут освободимся, – объявил Хилли. – Пойдете танцевать? Оркестр – первый сорт. Льюис, ты не говорил Ронни, что она превратится в зануду, если не будет развлекаться время от времени?

– Много раз говорил, – улыбнулся Льюис.

– Спасибо вам, Бо, что вы так обо мне заботитесь. – Ронни наклонила голову. У нее сложилось впечатление, что сенатор Хилли – полный кретин. Может, виноват алкоголь? Горе Америке, если ею управляют подобные законодатели. – У меня еще есть дела. Давайте встретимся там же, на танцплощадке, скажем, через час. Идет?

– Мне назначают свидание! – сияя, воскликнул Хилли и посмотрел на часы. – Значит, в двенадцать тридцать? Не забудьте!

– Не забуду, – пообещала Ронни.

Она задержалась на верхней ступеньке, прислушиваясь к удаляющимся голосам и с досадой думая о том, что им с Томом придется искать другое место для уединения. Нельзя допустить, чтобы Хилли – или Льюис – явился к ней в кабинет и застал там Тома.

Ронни вошла в кабинет, затворила дверь, прислонилась к ней и прикрыла глаза. Измученная, взволнованная, счастливая.

Господи, только бы он пришел…

Хотя окна были закрыты, до нее доносились звуки музыки. Ронни подошла к окну. Свет она не зажигала, так что снаружи ее никто не увидит. Благодаря бесчисленным японским фонарикам открывающийся из окна пейзаж приобрел сказочный вид. Особое очарование ночи придавали высокие светильники, расставленные в саду. Дамы в разноцветных платьях и мужчины в вечерних костюмах дефилировали по петляющим дорожкам, танцевали на площадках, толпились возле длинных столов с напитками и закусками.

Ронни увидела, как из дома решительным шагом выходит Селма.

Что ж, Селма следит за угощением, Льюис, его мать и дети развлекают гостей, так что отсутствие Ронни останется незамеченным. Вся ночь в ее распоряжении.

В коридоре послышались быстрые шаги. Ронни отпрянула от окна, быстро задернула штору и замерла. Сердце ее готово было выскочить из груди.

Шаги сделались громче и замерли возле двери кабинета, которую Ронни предусмотрительно не заперла. Дверная ручка повернулась. В освещенном дверном проеме Ронни увидела мужской силуэт.

Улыбаясь, она шагнула ему навстречу.

Теперь не время для слов.

Том шел к дому, негромко подпевал солисту и криво усмехался. Наверное, в этот вечер между ним и солистом установилась телепатическая связь.

Солист исполнял романтическую балладу, исполненную страсти, и тело Тома остро отзывалось на каждое слово.

Его пронизывало одно всепоглощающее желание, пульсирующее во всех жилах. Он был побежден, захвачен в плен теплым ветром, звездным небом и женскими чарами.

К черту нравственность, осторожность, здравый смысл. Справиться с собой невозможно.

В эту ночь он получит то, что ему нужно. И плевать на последствия.

– Привет, Том!

Tea махала ему с веранды. Том уже подходил к парадному входу, так что до веранды было футов тридцать. Поэтому он, не останавливаясь, помахал в ответ.

На Tea было облегающее черное платье, расшитое блестками.

Том видел, что ему стоит только поманить ее пальцем, и через двадцать минут она будет с ним в постели. И никаких угрызений совести впоследствии, никакой катастрофы. Старый добрый секс, тот, что доставляет удовольствие и мужчине, и женщине.

Плохо одно: ему не нужна Tea. Он равнодушен к ней. И всегда был равнодушен. Она не зажигала его.

Как и Диана.

Как и все женщины, за исключением Ронни.

Может быть, его возбуждают рыжие волосы.

А может быть, все дела в больших карих глазах, или чувственных губах, или белой, как фарфор, коже; или в пропорциях тела, или в аромате духов и трехдюймовых каблуках.

Или просто все дело в Ронни.

Как бы то ни было, ему нужна только Ронни.

Это не детская ветрянка. Это во сто крат сильнее.

Поднимаясь на крыльцо, Том подумал, что у Tea кто-то уже есть. Даже когда она махала ему, она висла на руке у какого-то парня. Вот и хорошо. Не стоит Энн замечать, что между Кенни и Tea что-то было.

Злая ирония: он упрекал своего лучшего друга за супружескую измену, думая о том, как бы соблазнить замужнюю женщину.

И бесполезно убеждать себя в том, что его случай – это другое дело.

Он сейчас испытывает естественное животное влечение и не в силах ему противостоять.

Да, это аморально. Но он не станет противиться природе. Хватит. Бессмысленно. Он уже проиграл – а может быть, победил. В любом случае у него нет сил, необходимых для отказа.

Том вошел в дом, огляделся, не заметил ни души и поспешно поднялся по лестнице на второй этаж. Он знал, где находится ее кабинет.