Он усмехается.

— Это моя девочка.

Я знаю, что он не имеет в виду это буквально, по крайней мере, я так не думаю, но эти слова все равно вызывают во мне глупый трепет. Бабочки порхают у меня в животе, как будто самый популярный парень в школе только что вручил мне свою куртку от Лэттемэн.

По мере того как мы поднимаемся, под нами простирается все больше и больше Парижа. Я замечаю Парк Бельвиль и Марсово поле. Мы добираемся до первой смотровой площадки и начинаем подниматься по второй лестнице.

— Ты занимаешься спортом? — спрашиваю я на полпути к третьему пролету.

Крю смеется.

— Твои связи нуждаются в доработке.

Я закатываю глаза, потому что мне не хватает дыхания, чтобы смеяться.

— Я серьезно.

— Да. У тебя же есть частный тренажерный зал.

— Я знаю. Просто им не пользуюсь.

— Да, я понял это, когда очистил беговую дорожку от пыли.

Я улыбаюсь.

— Чушь собачья. Марта никогда бы не позволила этому случиться.

— Когда ты тренируешься?

Он бросает взгляд в мою сторону.

— После того, как ты уходишь. Я тренируюсь, принимаю душ, завтракаю, а потом еду в офис.

— Почему после того, как я уезжаю?

Его глаза все еще прикованы ко мне. Мои смотрят на лестницу.

— Ты избегаешь меня. Я не собираюсь усложнять тебе жизнь.

— Я уходила на работу в семь еще до того, как мы поженились.

Мы добираемся до следующей лестничной площадки. Крю делает паузу. Я тоже останавливаюсь, наблюдая, как он одной рукой хватается за перила, а другой за лодыжку. Он балансирует на одной ноге, а другую сгибает назад.

— Что случилось?

— У меня старая травма колена. Просто нужно растянуться.

— Травма колена?

— Я играл в футбол в старших классах.

Я фыркаю.

— Конечно, Спорт — покровитель вяленых спортсменов во всем мире.

— Это звучит ужасно предвзято.

— Я ужасно субъективна.

— Ага, — он ухмыляется. — Я заметил.

Мне не нравится, что он смотрит на меня как собственник. Или слишком нравится.

— Так что же произошло?

— А?

— Твое колено. Что с ним случилось?

— Ох. Крис Дженкинс ударил меня. У меня разорвалось сухожилие, последствия иногда напоминают о себе, — Крю с улыбкой качает головой. — Мудак.

— Есть ли видео того, как тебя надирают задницу?

— Нет.

— Я думаю, ты лжешь.

— Я думаю, ты никогда этого не узнаешь.

— Тебе следовало заниматься бесконтактным спортом в старших классах. Например… академическая гребля, может быть?

Он смеется. И это не тот смех, который я слышала от него раньше. Это теплый, грубый, мужской звук, который ощущается так, словно ты стоишь перед камином и пьешь горячий шоколад. Успокаивающий ожог.

— Очень гордишься собой за то, что придумала это, Роза?

Я улыбаюсь.

— Немного.

Последние несколько пролетов мы преодолеваем в тишине. Если колено Крю все еще беспокоит его, он ничего об этом не говорит. Он легко поспевает за мной, когда мы поднимаемся на верхнюю смотровую площадку и бросаем взгляд на раскинувшийся перед нами Париж.

— Вау, — я привыкла скрывать свои эмоции и реакции. Я всегда наготове с правильным ответом или резкой репликой. Никто и никогда не настигнет врасплох и не собьёт с толку.

Я никогда не могла подумать, что буду самой собой рядом с Крю Кенсингтоном. Я видела много людей, вступающих в браки по договоренности с минимальным взаимодействием. Я ожидала, что мы ничем не будем отличаться от них. Осознание того, что мы можем быть чем-то большим, сбивает с толку. Он мне нравится. Я могла бы выйти за него замуж, даже если бы его собственный капитал составлял половину того, что он имеет, или вообще не существовал.

Пара девушек, которые выглядят так, словно учатся в колледже, просят Крю сфотографировать их. Я прислоняюсь к перилам и наблюдаю за их взаимодействием. Куда бы мы ни пошли, Крю, кажется, привлекает внимание всех женщин в округе. Женщины из «Пруф», Ханна Гарнер, Оливия Спенсер, блондинка-теннисистка.

Дело не в том, что я не замечаю привлекательности Крю. Просто я разрываюсь на части. Предъявлять претензии равно признать его привлекательность, что сопряжено с риском. Как только я раскрою свои карты, то проиграю игру.

Несмотря на все внимание, которое он привлекает, я никогда не видела, чтобы он флиртовал с женщиной. Самое большее, он, кажется, позволяет женщинам флиртовать с ним.

Даже сейчас, когда две хорошенькие девушки чуть за двадцать пускают по нему слюни, он кажется незаинтересованным. Он улыбается, но улыбка не доходит до его глаз. Он не смотрит на них так, как только что смотрел на меня. Хотела бы я винить в этом счастливом чувстве тот факт, что я стою на вершине Эйфелевой башни в прекрасный летний день.

Я думаю, что это связано с ним.

Вместо того чтобы продолжать шпионить, я смотрю на город. Дует легкий ветерок, который немного смягчает летнюю жару, сдувая волосы с моего лица.

— Скарлетт!

Я оглядываюсь и вижу, что Крю подзывает меня к себе. Я подхожу туда, где он стоит с двумя девушками. Ни одна из них, похоже, не в восторге от моего появления.

— Это Наташа и Блэр, — представляет он. — Они тоже из Нью-Йорка.

— Потрясающе, — фальшь в моем голосе можно было услышать даже из космоса.

Мне не нужно видеть улыбку Крю, я слышу это в его голосе.

— Наташа учится в Парсонсе, — он смотрит на более светлую из двух блондинок. — Скарлетт — главный редактор «Хай Кутюр», — в его голосе слышится безошибочная нотка гордости, которая разрушает мою нервную систему.

— О Боже мой! Правда? — внезапно Наташа и Блэр смотрят на меня с благоговением, а не с раздражением. — Я люблю «Хай». Я читаю каждый номер от корки до корки. Статьи, фотографии, дизайн. Все мои друзья одержимы им.

Каждый месяц я получаю номер журнала. Я оцениваю его успех по тому, сколько денег он зарабатывает и какие модели или актрисы хотят быть изображенны на обложке. Но я никогда не видела поклонения на чьем-то лице, когда они понимают, что я одобрила каждую страницу.

— Вы можете подписать? — Наташа достает из сумки потрепанный июльский номер и протягивает его мне вместе с ручкой.

— Эм, конечно, — я беру ручку и нацарапываю свою подпись чуть ниже жирного шрифта, гласящего «Хай