– Ты, я смотрю, все на закате являешься, – шутливо сказала Беломестова, снова выйдя ей навстречу прежде, чем Маша успела дойти до калитки.

– Здравствуйте, Полина Ильинична. Как вы узнали, что я к вам иду?

– Я по вечерам люблю разложить пасьянс. Возле окна светло. Когда кто-то появляется на дороге, сразу видно. Пойдем, зябко на улице стоять.

Машу, к ее удивлению, провели в дом. Правда, Беломестова усадила ее на застекленной веранде, а не в теплых комнатах, но, по сравнению с первым визитом, это был прогресс.

– Чаю?

– Спасибо, Полина Ильинична, с удовольствием.

Хозяйка направилась к кухне, но остановилась на пороге.

– Может, ты поужинать хочешь? Я-то сама по вечерам не ем, а ты молодая, сильная – должно быть, постоянно голодная ходишь?

– Нет-нет, спасибо!

– Ну, смотри. Проголодаешься – скажи, не стесняйся. Я тебе супчику согрею или картошки отварю. Мы тут привыкли без церемоний. Постороннему человеку, может быть, кажется, что это… – она замялась… – бескультурно…

– Что вы, вовсе не кажется, – заверила Маша. Беспокойство хозяйки тронуло ее. – Просто я дома поела. А вот если у вас осталось печенье, которым вы меня угощали… мягкое такое…

– А, это «фантики», – обрадовалась Беломестова. – Чудесное, я говорила.

Она вернулась с чайником и печеньем, накрыла на стол. Перемещалась Беломестова легко, практически беззвучно, и даже чашки с блюдцами не звякали, когда она ставила их перед Машей. В глубине дома работал телевизор. Когда Беломестова приоткрывала дверь, до Маши доносились голоса сериальных актеров, деревянные и плоские, точно дешевые отрывные спички. Она представляла, как они бесконечно чиркают ими, не высекая ни единой искры.

Низкий потолок. Тени по углам. За окном – темнеющий сад. Дом Беломестовой стоял выше, чем Татьянин, и туман еще не дополз сюда. Может, и не доползет, подумала Маша. Она почувствовала, что успокаивается – по-настоящему успокаивается, впервые за весь день. Паук карабкался по невидимой ниточке вдоль оконной рамы, строча длинными ногами. В телевизоре кто-то гнусаво признавался в любви.

– Опять про Марину будешь расспрашивать? – спросила Беломестова, разлив чай.

Маша покачала головой.

– Полина Ильинична, вы не замечали серьезных странностей за Тамарой Пахомовой?

Она сделала ударение на слове «серьезных».

– Да я вовсе никаких не замечала, – не задумываясь, ответила Беломестова. – Пока ты не пришла и не рассказала про Якимову. Память, видать, подводит ее, раз и фамилию перепутала, и возраст. Но прежде этого не случалось, а может, просто в глаза не бросалось. Живешь-живешь рядом с человеком, изменения в нем накапливаются незаметно… А потом раз – и карстовый провал. У нас тут встречаются провалы, кстати. А что тебя встревожило? Я ведь вижу, ты беспокоишься.

– Сегодня я заходила к Пахомовым, – подбирая слова, начала Маша, – и Тамара Михайловна вела себя странно.

– Ну, как именно – странно? Странности тоже разные бывают…

– По-моему, она хотела столкнуть меня в погреб.

Маша ожидала, что Беломестова поднимет ее на смех, но хозяйка нахмурилась и поставила на стол чашку с петушком.

– Как так – столкнуть?

– Тамара Михайловна попросила помочь ей вытащить банки, завела меня в сарай и, подталкивая в спину, заставила подойти к погребу. Он был открыт. Она не включила свет в сарае, поэтому я в темноте ничего не видела. Не свалилась туда по чистой случайности. Потом прибежала Ксения, и Тамара Михайловна ушла.

– А банки? – спросила Беломестова с таким озабоченным видом, словно судьба консервированных овощей волновала ее в этом происшествии больше всего.

– Банки остались на месте, – с некоторой язвительностью сообщила Маша.

Беломестова помолчала, задумчиво постукивая ложечкой о край блюдца.

– Машенька, ты уверена? – спросила она наконец.

– Нет, – честно ответила Маша. – Может быть, Тамара Михайловна забыла, что не закрыла крышку. А потом ей стало неловко. Я не знаю. Но меня это беспокоит.

– Охо-хох…

Беломестова помрачнела.

Маша была почти уверена, что ее слова не будут восприняты всерьез, что Беломестова начнет посмеиваться и переубеждать, и реакция старосты приятно удивила ее.

– И ведь не проверишь никак, что она нынче выкинула… – пробормотала Беломестова. – Машенька, давай вот как сделаем: я завтра дойду до Пахомовых. Поговорю с Томой. Побуду у нее. Если что-то замечу… Ну, тогда станем думать. Если все будет нормально, то понаблюдаю еще. И Немца попрошу, чтобы приглядел. Валентина нашего.

– Спасибо, Полина Ильинична. – Маша, не рассчитывавшая на такой результат, обрадовалась. – Я только за Ксению опасаюсь. Вы не считаете, что лучше было бы отправить ее в город, к матери?

В стекло снаружи шумно ударилась ночная бабочка.

Беломестова тяжело поднялась. Короткий разговор с гостьей как будто прибавил ей лет. Маша невольно почувствовала себя виноватой: гонец, приносящий дурные вести. Всем этим людям нелегко приходится в Таволге. Ухудшение состояния любого из них – удар по маленькой общине.

– Я тебе кое-что покажу. – Беломестова вздохнула. – Не очень это хорошо, потому что никто меня не уполномочил, но выбирать не приходится. Лучше один раз увидеть, чем слушать мои пересказы. Доливай сама чайку, не стесняйся.

К первой бабочке присоединилась вторая, такая крупная, что Маша поначалу приняла ее за летучую мышь. Бабочка села на подоконник снаружи. Пушистые крылья цвета шоколада с седым налетом медленно закрывались и распахивались снова. Что-то таилось жутковатое в этом создании, и Маша, подошедшая было ближе, чтобы рассмотреть узор на крыльях, отвела взгляд.

Беломестова вернулась. Она несла сотовый – не из кнопочных динозавров, как у Колыванова или Пахомовой, а еще не успевшую устареть модель в кокетливом розовом чехле с цветами. Маша, усилиями Илюшина, который боготворил гаджеты и регулярно просвещал ее о новинках этого технологичного мира, немного разбиралась в телефонах.

Придвинув стул к Машиному, Беломестова позвала:

– Иди сюда, смотри.

Она выбрала видео, увеличила громкость звука. На экране появился Колыванов в своем неизменном пиджаке.

– Здравствуй, милая моя, – ласково сказал он. – Как тебя зовут?

– А-а-а-алиса…

На первой букве девочка долго набирала воздух, а затем резко выдохнула.

– А меня Валентин Борисович. Будем знакомы. Ты любишь животных, Алиса? У меня живет собака, я назвал ее Ночка. Может быть, вы захотите познакомиться?

Маша отдала должное мягкой и в то же время уважительной манере, в которой Колыванов вел разговор.