бог идиотам здоровья!»

(Женщина по дороге кусает огурец.)

— Тьфу! Горечь! Вот почему парня передернуло! А этот кретин поверил, что сладкие. Купит килограмм двадцать пять! Бог накажет, раз хотел за чужой счет проскочить!

(Мужчина бормочет по дороге.)

— Знаем мы вас, «сладкий», а самого скривило! Думали, куплю горькие огурцы! Дудки! Оба немытые ели, хоть какую-то заразу наверняка подцепили! Бог, он все видит!

…Так что в любой ситуации можно разойтись по-людски!

Раковина

Кубиков нашел под кустом морскую раковину. Здоровая, как дыня, только с рогульками, как мина.

«Ух ты!» — Кубиков приложил к уху и услышал шум моря!

Кубиков рассмеялся и, приладив раковину к уху, пошел дальше.

Шум моря стал затихать.

— Не туда иду, что ли? — Он повернул в обратную сторону, забыв, за чем шел.

Море из раковины впадало в ухо. Шум нарастал. Послышались чайки. Кубиков ускорил шаги, будто впрямь мог выйти к морю, хотя здесь его отродясь не было. Степь кругом, в степи засуха.

А в раковине уже пенились волны, в гальке шебуршился прибой. В ухе стало свежо, на губах солоно.

— Ух ты, ух ты! Во раковину нашел! — Весь в предвкушении настоящего моря, Кубиков, зажмурившись, шагал по степи, прижав к уху раковину, не замечая, что ноги лижет настоящий прибой.

Вода дошла до колен. Кубиков ойкнул, когда прохлада стиснула тело в области таза и то что было в тазу.

В раковине сквозь крики чаек донесся ну натурально человеческий голос: «Заходить за красные буи запрещено!»

«Во раковина! Рассказать — не поверят!»

Кубиков с трудом толкал животом воду, которая скоро накрыла его с головой.

«Ух ты! — восхитился он. — Один к одному, тону! Ай да раковина! Сдохнуть можно!»

И утонул.

Когда Кубикова вытащили на берег, губы его были сведены улыбкой человека, мечта которого сбылась.

Оазис

Во дворе вдоль дома прямо под окнами тянулся газончик. Два метра на десять, не больше. Это не ботанический сад, но в городской пыли, копоти, считайте, оазис. Травка росла, две березки вставали на цыпочки солнышко посмотреть, плюс ромашки, да еще крыжовника куст! Глаз городской по зеленому изголодался, а тут смотри, нюхай, вплоть до крыжовника жуй!

Естественно, собак там выгуливали. А где еще? Псина годами живет в помещении, пусть хоть нужду справит на лоне природы! Помочиться на воле, согласитесь, праздник! Словом, на газон и собак и кошек, и детей и взрослых тянуло, потому что оазис.

Тут жилец новый въехал, окошки на втором этаже в аккурат над газончиком. Как он под собой эту мирную картину увидел, забрызгал слюной:

— Собак не потерплю! Гадют под окнами! Не имеют права, поскольку я участник войны!..

Ему народ возражает:

— Не горячитесь, уважаемый! Они действительно гадят под окнами, но с наружной стороны окон, а не с внутренней! Окошко закройте, будем гадить раздельно!

Дед пуще синеет:

— Милицию вызову!

Вызвал. Она приехала:

— Старый хрыч прав. Какая ни есть, зеленая зона. Собачий выгул запрещен исключительно. Ведите к речке, хоть весь берег уделайте, а при людях типун на язык!

— Ага! До той речки чесать километра три!

Сержант говорит:

— Вот и чешите!

Ему снова:

— Товарищ сержант! Поставьте себя на место собаки. На такой марш-бросок ее мочевой пузырь не рассчитан!

Милиционер аж подпрыгнул:

— А как мы в армии — с полной выкладкой, по жаре, в сапогах — марш-бросок…

— Да кто ж сравнивает! Собаке с полной выкладкой в сапогах по жаре ни в жизнь не добежать, чтоб пописать! Поймите специфику собачьего организма. Ей даже генерал не объяснит, что надо три километра бежать, чтобы задрать одну несчастную ногу. У нее инстинкт, как у вас: увидели военного — рука сама к козырьку, отдать честь. И собака. Увидела куст — лапа к козырьку!

Сержант говорит:

— Если честно, мне-то плевать! Но старик всех доведет до могилы, хотя сам двадцать лет при смерти как огурчик!

Пытались смельчаки на газон прорваться с собаками ночью, но старик начеку, в окне машет шашкой, рот пенится. Как в такой обстановке собачке оправиться?

И что в результате? Конечно, до реки никто не дошел. А выгуливали тайком где попало: по подворотням, по дворикам. Конечно, не всем нравится, особенно когда в новых туфлях в темноте. Да еще с дамой! Но тут надо определить, во что вляпался. В собачье или человечье? Сейчас не стесняются. А внешне не отличишь. Питаемся одинаково.

То ли дело газон! Все растворялось, усваивалось и, казалось бы, гадость, но путем обмена веществ превращалось в крыжовник!

Но не в том дело, а вот в чем изумление! Раньше под окнами деда цвело, созревало, к концу июля крыжовник аж лопался. А как собак выгнали, чахнуть стало. Трава полегла. Вместо ягод у крыжовника колючки набухли.

Дед в панике. Оказывается, он баночки подготовил, варенье крыжовенное на зиму закатать. На-ка выкуси колючки, дедуля!

Он каким-то составом газон поливал, химическим прыскал. В результате гусеницы развелись. Старик хоть и выжил заслуженно из ума, но смекнул: наверно, было чего-то в том, что собаки нужду в газон оправляли! Раз при них все росло, цвело, пахло.

Пробовал дед собак заменить собой лично. Не стесняясь, ходит под куст, под березки. И что в результате мелиорации? Кроты завелись.

Старика свезли в госпиталь: жадность сердце сдавила, весь на удобрения вышел.

Как его увезли, народ с собаками объявился. Лай, визг, разговоры. И, вы не поверите, за неделю зелень выпрямилась, ромашки принарядились, на крыжовнике ягоды выскочили! Гусеницы исчезли как класс, кроты эмигрировали! Выходит, то, что собаки, задрав ногу, выделывали, было естественно!

Вывод какой? Простите за выражение, иначе не высказать: когда насрано от души, оно всегда во благо. А если со зла, хоть гору наложи, все равно вред!

Сметана

Нервы стали ни к черту. Ну как у всех. Чуть что не так, а не так все, — тянет убить. Но когда весной холодильником запустил в машину соседа… Он ночью бибикнул. Понял: допрыгаюсь.

Лег к другу в больницу. Уколы, таблетки, массаж. И, вы знаете, размяк. Ни на что не реагирую.

Сосед по палате час в носу ковыряет — мне хоть бы что!

Вернулся домой другой человек.

Детки сначала по углам жались, а потом подползли!

Жена на третьи сутки рискнула одним одеялом накрыться!

Но у меня-то нервы смазаны, а у других — нет.

Нелеченая жена держалась неделю. А в субботу принес из магазина хлеба, булки, сметану. И вдруг жену прорвало:

— Когда ремонт будем делать, спим,