— Ну раз известна, может, чаю попьем с чем-нибудь?

— С удовольствием, — ответила Ирина Сергеевна и вышла на кухню.

«Однако болтушка! Тишина, как в морге. Но потолки высокие, и хамства не будет, никаких бронетанковых войск. На кого же похожа, ведь похожа на кого-то! С такой выйдешь в парк, решат: Бабу Ягу подцепил! А с другой стороны, персональная медсестра. Опять плюс. Если что, воды подаст, обеспечит уколом, лекарства на любой вкус! А то, что не очень интересная внешне…»

Ирина Сергеевна внесла поднос с чаем, и опять Бунина пронзило: очень похожа, но на кого, господи!

К чаю: сухари и бутерброды с несгибаемым сыром.

«Так, — отметил Бунин, — готовить не умеем. Не то что Вера Павловна!»

В тишине хрустели сухарями, отхлебывали чай. Еда застревала в горле Вениамина Петровича.

— Чего ж это мы все молчим да молчим, нам что — поговорить не о чем?

— Знаете, такая работа, всякого насмотришься за день, говорить неохота!

— О мужьях бы рассказали, — Вениамин Петрович кивнул на шесть фотографий под стеклом, где Ирина Сергеевна была снята в обнимку с веселыми мужиками.

— Это не мужья, — Ирина Сергеевна отломила сухарик, — это больные, которых я выходила. Вот они со мной и снялись. На память.

Вениамин Петрович посмотрел на бывшую медсестру с уважением:

— Ну, как жить будем? Мысли, пожелания, предложения?

— Как скажете, так и будем.

— Нет, так дело не пойдет, — обиделся Бунин. — Мне нужна жена говорящая! Готовите не по первому разряду, если честно. А это не плюс.

— Я больше банки, уколы, перевязки. Хотите, горчичники поставлю?

— Сейчас?!

— Знаете, как я ставлю горчичники, банки! Ко мне все больные просились! Хоть на спину, можно?

— Нельзя! — рассердился Бунин, вытер рот салфеткой и почувствовал жжение. — Ирина Сергеевна, вместо салфеток вы горчичник подсунули! Склероз?!

— Извините, — Ирина Сергеевна вскочила и заметалась по комнате.

— А лекарства напутаете? Введете в спешке что-то не то?! Понимаете, чем это пахнет?

Ирина Сергеевна положила бумажных салфеток.

Вениамин Петрович еще подулся и спросил:

— Лекарства дефицитные, с печатями, без — достанем?

— Любые! Вы только заболейте, остальное беру на себя!

— Я, тьфу-тьфу, здоров!

— Заболеете, — с уверенностью произнесла Ирина Сергеевна.

— Ну вот еще, — Бунин вздрогнул, — делать мне больше нечего! — И закашлялся.

— Давайте погляжу горлышко, — Ирина Сергеевна достала ложечку, — скажите «а».

— Почему это я должен говорить «а»?

— Скажите, пожалуйста, «а».

Вениамин Петрович рявкнул:

— А-а-аррр!

— Какое красивое горло! — восхитилась Ирина Сергеевна. — Я ни у кого не видела такого красивого горла! Зев чистый! Миндалинки — прелесть!

Бунин смутился. Еще никогда не делали комплимент его горлу.

— Так что у меня там?

— У вас замечательное горло! Но кашель есть. Банки я бы поставила.

— Но после банок на улицу нельзя выходить!

— Нельзя, — тихо сказала Ирина Сергеевна, опустив глаза.

— Нет, не пойдет! — Вениамин Петрович направился к выходу.

«Хочет, чтоб ночевать с ней остался, — подумал он. — Банками заманивает! Я стреляный воробей!»

Он надел ковбойскую шляпу и протянул Ирине Сергеевне руку.

— Всего доброго. Очень приятно было познакомиться!

— Да, но как…

Ему стало жаль ее, страшненькую, брошенную даже больными.

— Адрес ваш у меня есть. Я окончательно не решил. Шанс у вас есть.

…Проходя мимо кинотеатра, Бунин наконец вспомнил, кого напоминало лицо Ирины Сергеевны, — барона Мюнхаузена из мультфильма! Такой же нацеленный в землю нос, узкие губы! Барон Мюнхаузен! Можно жить с бароном Мюнхаузеном? Но с другой стороны: тишина, как в реанимационной палате! Заболеешь — уход! Вера Павловна скорее зарежет и бросит в тылу врага. А санитарка вытащит на себе с того света!.. Но эти Верины булочки с кремом!.. Тьфу! Перед сном обжираловка!.. А дома, кроме пельменей, никого…

Выключив телевизор, Бунин лист бумаги разделил на две части, слева написал «Вера Павловна», справа — «Ирина Сергеевна» и столбиком выписал достоинства и недостатки каждой. Потом начал складывать столбиком. Тут позвонил телефон:

— Это 245-54-62?

— Да.

— Вы хотите жениться, но храпите при этом?

— Ну я.

— Записывайте адрес: Разъезжая, 25, квартира 16. Лидия Михайловна. Двухкомнатная квартира в центре, все удобства, дача в Луге. Свежеразведенная, так что торопитесь, охотников полно. Завтра у нее день рождения, приходите с цветами. Будут спрашивать, кто вы такой, скажите, от Григория Алексеевича. Ни пуха ни пера!

— К черту! — машинально ответил Бунин и положил трубку.

«Надо посмотреть! Вдруг подойдет? И дача в Луге. Поглядим, поглядим. А не понравится — уйду».

Направляясь на смотрины, Бунин чуть не купил гвоздики, уж больно хороши были. Но дорого. Потратишься, а вдруг впустую?! Для начала достаточно хризантем. И недорого, и цвет сиреневый, а это что-то означает.

Дверь открыла роскошная женщина, на вид значительно моложе Вениамина Петровича.

— Вы к кому, папаша?

Вениамин Петрович смутился от такого великолепия и решил, что не туда попал, вряд ли эта интересная дама в поисках мужа.

— Извините, ошибся! Мне к Лидии Михайловне.

— Вы от Григория Алексеевича?

— Да. Бунин Вениамин Петрович. Холост.

— Ах, какие прелестные цветы! — Лидия Михайловна прижала букетик к груди. — Любимый цвет — вечерних сумерек! Проходите! — Хозяйка пропустила в прихожую, коснувшись бюстом плеча.

Бунин отметил: «Грудь великовата! Ставим минус».

Он повесил ковбойскую шляпу, снял туфли, надел тапочки, чтобы не пачкать паркет, и вошел в гостиную.

Да, обстановочка будь здоров! Не то что у генеральши. И пахло приятней, чем у санитарки. Тут настоящие вещи! На стене висели картины, сколько стоило нарисованное — он понятия не имел, но, судя по золоченым рамам, в такую оправу ерунду не вставят!

Стол ломился от дорогого и вкусного! Но приготовленного своими руками не наблюдалось! Поэтому Бунин сначала поставил плюс, а потом минус. Они друг друга взаимно уничтожили.

Гости, шесть пожилых мужчин в возрасте, смотрели друг на друга подозрительно и быстро ели. Без сомнения, это были соперники. «Старье!» — подумал Бунин и принялся за еду, наверстывая упущенное. «Женюсь не женюсь, а есть надо, пока эти хамы все не сожрали!»

Сытые кавалеры начали друг перед другом выпендриваться. Один порол какую-то чушь, намекая на связи с большими артистами, называя их небрежно Владька, Генка, Алка. Получалось, что он родной брат то ли Розенбаума, то ли Боярского. Второй, хитро улыбаясь, завел разговор о политике, рисуя мрачную картину того, что нас ждет. Третий, заикаясь, читал свои мерзкие стишки. Четвертый, бывший циркач, сделал стойку на голове и упал ногами на стол. Пятый схватил гитару и начал играть, а шестой сразу запел. «Они что, в паре будут жениться?» — удивился Вениамин Петрович.

Наконец Лидии Михайловне надоели показательные выступления, она включила магнитофон и потащила Бунина танцевать.

Он