Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не многовато он наговорил для нескольких часов знакомства? — поинтересовался я, выходя из ступора.
— Ну он просто хотел расставить акценты, чтобы не было недопонимания. Сам знаешь, какое к ним отношение.
— Ладно, — сухо кивнул я, — выкладывай, что там твой новый друг наврал.
— Поменьше скепсиса, пожалуйста, — поморщился Ромка, — а то могу ведь ничего и не говорить… Кстати, может, Алва и сидела возле тебя, потому что хотела рассказать то же самое?
— Психолог, блин! Ну говори уже, говори. Мне правда интересно.
— Слыхал когда-нибудь про Сезон охоты на ташшаров? — торжественно спросил Ромка, вороша длинной хворостиной угольки в костре.
— Нет, — честно признался я. В воспоминаниях, доставшихся мне от отца, подобного феномена не встречалось.
— В общем, охота на упырей — одно из любимейших развлечений местных колдунов. Понимаешь, иглоносцы обитали здесь всегда, а колдуны пришли позже. Пришли маленькой группой, разбили лагерь. Осмотрелись. А потом боевой магией навели шороху и захватили власть, что при местном уровне развития общества было несложно, насадили свои порядки, согнали местных жителей в резервации.
— Как ты их назвал?
— Иглоносцы. Так они сами себя называют. А врагов своих, эррхаргов, Мохнатыми именуют и обиталище их не иначе как Смердящим лесом зовут. Любят они друг друга нежно… ну да ладно, это история. Ташшары считают род Хайвергов причиной всех бед этого мира, и небезосновательно. Лукас мне всего не рассказывал, но я бы на их месте, пожалуй, тоже возненавидел этих уродов!
— Что там за Сезон охоты? — напомнил я этому защитнику прав национальных меньшинств.
— Сезон охоты — это три недели в период цветения деревьев, когда любой колдун может свободно отправиться в Черный бор и отстреливать ташшаров в свое удовольствие. Далеко не все возвращаются назад: ташшары — не овцы, они защищаются. Но все же народ Черного бора магией не владеет, так что шансов устоять против колдуна у них нет. — Ромка перевел дух, продолжил: — А что до Алвы… там совершенно дикая история. Она была совсем юной девочкой, подростком. Вальтер выследил ее во время охоты. Ну и… сам понимаешь. Он насиловал ее всю ночь, а под утро просто бросил на открытом месте и скрылся, рассчитывая, что солнце испепелит его жертву. Но Алве все же удалось добраться домой.
— А потом родилась Моргана, — глухо проговорил я, до глубины души пораженный этой историей.
Нет, мне, конечно, доводилось слышать, да и видеть, раз уж на то пошло, куда более дикие вещи. Но никогда еще они не касались меня лично. Злодеяния родного отца воспринимаются куда острее, чем сводки криминальных новостей.
— Моргана была мало похожа на ташшаров. У нее не было крыльев, и дневной свет не причинял ей вреда. Правда, боязнь серебра и жажду крови она унаследовала от матери. Алва не любила свою дочь — да и кто бы мог ее в этом обвинить? Моргана, конечно, знала о своем происхождении, но ее это не смущало. Едва достигнув десяти лет, она покинула дом и отправилась к родственникам отца. Больше она никогда не возвращалась. Насколько известно Лукасу, Хайверги ее приняли, хотя Вальтер к тому времени уже отбыл в Иррат и занялся тамошней принцессой.
— Осторожнее на поворотах, — предупредил я, — та принцесса — моя мать.
— Я просто пересказываю то, что узнал от Лукаса, — примирительно сказал Ромка, — но это, правда, почти все. Три года назад во время Охоты погиб отец Лукаса. А еще поговаривают, что в прошлом году Моргана сама принимала участие в Охоте.
— Против своих родственников?! — не поверил я.
— Это только слухи, — пожал плечами Ромка. — Кстати, Алва знает, что это ты прикончил ее злейшего врага, и не хотела выставлять против тебя бойца. Но Моргана не оставила ей выбора. Сказала, если та откажется — охота на ташшаров перестанет быть сезонным развлечением. А если клыкастый боец тебя забодает — охоту, возможно, запретят вообще.
— Ключевое слово — «возможно», — скривился я, — эта дрянь никогда не выполняет обещаний!
Ярость кровавой пеленой упала на глаза, пальцы сгребли пустоту… Эх, подержать бы сестрицу за шею!
— Пап, ну чего ты? — спросил Ромка. — Ты же не виноват в том, что натворили твои родичи!
— Да! Не виноват! — в сердцах воскликнул я. — Только почему именно мне все это дерьмо расхлебывать приходится!
— Ну, все мы отрабатываем свою карму, — глубокомысленно заметил сынуля.
— Тоже мне, гуру выискался! Я этого бреда по телику насмотрелся: карма, чакры, энергии… Бредятина!
Ромка хихикнул:
— Нашел по чему восточную философию изучать! Там же всё врут! А вот сэнсэй Киря говорит…
— Сэнсэй… кто?! — изумился я, услышав столь дикое для моего уха сочетание.
— Киря, — повторил Ромка, — Кирилл Андреевич, точнее. Наш учитель кунг-фу, я у него шесть лет занимался. Ну а сэнсэй Киря — это мы его между собой так звали.
— А-а, ясно… — с облегчением вздохнул я. — Так что там твой сэнсэй?
— Да ну тебя к черту! Ты же ничего всерьез не воспринимаешь! — ни с того ни с сего обиделся Ромка и про сэнсэя больше говорить не стал.
Видимо, этот Киря был для парня непререкаемым авторитетом, и я со своей иронией задел сына за живое.
— Ром, ну извини! — попытался я исправить ситуацию. — Я же против твоего учителя ничего не имею. Но, согласись, «сэнсэй Киря» звучит как-то по-дурацки.
Сынок наградил меня насмешливым взглядом и выдал:
— «Арчкорн Бесстрашный» звучит лучше?
— Убил бы того, кто выдумал это прозвище! — рассмеялся я. — Но ты-то откуда знаешь?
— Упырь на хвосте принес! — огрызнулся тот. — Лукас сказал, естественно! Он хотел узнать о тебе побольше, а оказалось, я знаю еще меньше, чем он. Смешно, да?
— Ну-у, я это…
— Ты мне столько всего рассказал! — с обвиняющей ноткой заявил Ромка. — О чем угодно, только не о себе!
— Так старался же дать тебе максимум жизненно важных сведений, — пояснил я, — а история моей жизни — она, знаешь, длинная…
— Ничто так не скрашивает длинный путь, чем интересный рассказ! Кстати, почему Арчкорн?
Я обреченно вздохнул.
— Вообще-то, Арч Корни. Переделал, потому что Артур Корнеев тут вообще никто не выговаривает. А когда впервые услышал басни про этого Арчкорна… — Я бессильно махнул рукой. — На каждый роток не накинешь платок, так что пусть себе поют. Автографы не просят — и то ладно.
— А Бесстрашный? — осведомился сынуля с издевкой.
— Ну не я же это выдумал! Кто-то из бардов, свободных певцов ляпнул, и — готово!
— Круто, когда о тебе песни слагают! — протянул он с завистью.
— Круто, — подтвердил я. — Но ужин куда круче. Налетай, пока не остыло!