Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мам, – во мне взыграло любопытство, а времени оставалось всё меньше. – Зачем ты приехала? На самом деле…
Она скосила глаза куда-то в сторону. Боялась в чём-то признаться? Вдохнула, выдохнула. Я молчала, не торопила её. Захочет – расскажет, не захочет… Что ж, обойдусь. Принуждать не буду.
Наконец она решилась.
– Знаю, я была плохой матерью, – начала с самого очевидного. – А сейчас, может, уже и поздно что-то исправить, но мне хочется, чтоб мы с тобой попробовали стать ближе друг другу. Я хочу быть твоей семьёй. Знать, что ты делаешь, что чувствуешь, с кем встречаешься…
Ну, конечно, это нормальные материнские желания, только с чего вдруг сейчас? Что изменилось?
– Я беременна, – вдруг выдохнула она.
– Что?
Меня словно окружило облако мягкой прозрачной ваты, я словно бы и видела окружающий мир, но находилась в коконе, куда не доносились никакие звуки извне. Мать продолжала что-то говорить. Но я видела только, как она шевелит губами.
Вот значит что. Беременна… И боится упустить второго ребёнка так же, как и меня. Вот и пытается наверстать все годы…
– Надя, – позвала она, и окружающий меня кокон лопнул, распался на мириады ледяных осколков, исколовших до крови моё сердце. А я почти поверила, что она приехала из-за меня…
– Отличная новость, – выдавила из себя улыбку.
– Я тоже очень рада и в этот раз постараюсь всё сделать правильно, – призналась она. – Я отыгрываю последний сезон. Снимаюсь в Серёжином фильме и ухожу. Насовсем. Буду растить дочь. Это девочка.
Она светилась от счастья и улыбалась так, что ледяные иглы проникали всё глубже, заставляя сердце истекать кровью.
– Я очень рада за тебя, – солгала, потому что нужно было что-то сказать. Из вежливости.
– Послушай… Надя, приезжай к нам, а? Серёжа построил большой дом, совсем близко к морю. Там для всех хватит места. Давай попробуем быть семьёй?
Она смотрела с такой надеждой, что я снова засомневалась в своих выводах. Может, и правда что-то изменилось.
– Спасибо за приглашение, но у меня здесь своя жизнь. Я не могу просто так всё бросить. – ответила чуть более резко, чем собиралась, и заметила, как она вздрогнула.
Ну что я и правда? Это моя мать. К тому же она беременна.
– Но я попробую приехать к вам в отпуск, хорошо? – постаралась смягчить свою грубость и заметила, как у неё разгладилась морщинка меж бровями. Она даже просветлела лицом.
– Будет просто замечательно. Я приготовлю для тебя комнату с самым лучшим видом.
В этот момент объявили о скором отправлении поезда. Мама обернулась на проводницу у двери вагона, а затем снова вернулась ко мне.
– Можно тебя обнять, дочь? – спросила она, напряжённо вглядываясь мне в лицо.
Я кивнула и первая потянулась к ней. Мама обняла меня очень крепко, прижимая к себе так сильно, словно старалась передать через эти объятия всю ту любовь, которую недодала мне.
Я смотрела, как она забралась в вагон и прошла в своё купе. Затем вышла в коридор и стояла у окна, глядя на меня, пока поезд не двинулся вперёд, унося её всё дальше. Я видела, что она плачет. Но во мне самой слёз не было. Навалило какое-то странное оцепенение, заморозившее мои чувства. И тело.
Меня знобило.
Хотелось вернуться домой и забраться под одеяло. Укрыться с головой, спрятавшись от всего мира.
К счастью, Танька была на работе. А то бы начала выпытывать, чего я такая потерянная. А я и правда чувствовала себя потерянной. И слабой. Маленькой девочкой, которую забыли на заправке. И она боится, что за ней никогда больше не вернутся…
Ещё и Лев… Он так ни разу и не позвонил. Я несколько раз проверяла телефон, боясь, что он разрядился, или не проходит сигнал, или ещё что-то мешает ему позвонить мне.
Но с телефоном и сигналом всё неизменно оказывалось в полном порядке. Он просто мне не звонил. Маленькая девочка на заправке становилась всё более грустной и одинокой. Похоже, за ней и правда больше не вернутся, потому что она никому не нужна.
Вернувшись домой, я устало бросила ключи на тумбочку в прихожей. Сняла босоножки и стянула с себя купленное вчера матерью платье. Хотелось порадовать её перед отъездом. Теперь платье жало в груди и мешало дышать. Я оставила его лежать на полу неопрятной кучей. Танька будет ругаться. Ну и пусть. Уберу позже. Сейчас даже не хотелось к нему прикасаться.
Прошла в свою комнату и в белье упала на кровать. Накрылась одеялом, закутываясь в него, как в спасительную капсулу, что вынесет меня из терпящего бедствие корабля.
Уже проваливаясь в сон, вспомнила, что оставила телефон в сумочке в прихожей. А вдруг Лев всё же позвонит?
Ну и пусть звонит. Теперь я буду недоступна для него.
Я уже устала от того, что через меня все решают свои комплексы, закрывают гештальты. Почему никто не думает, что нужно мне? Чего я хочу?
А я хочу, чтобы меня все оставили в покое и дали разобраться с собой. Но это чуть позже, прямо сейчас я очень сильно хочу спать…
Разбудила меня вернувшаяся с работы Танька. Её бодрый голос острым буром ввинчивался в мой мозг. Подруга включила свет, и я зажмурилась. И это тоже отозвалось мутной болью в голове.
– Эй, мать, ты чего? – Таня присела на край кровати и коснулась ладонью моего лба. Её рука была приятно прохладной. Но тут же раздалось испуганное. – Да у тебя температура! Как умудрилась-то?
– Не знаю, – ответила я незнакомым каркающим голосом. – Выключи свет. Голова болит.
Танька не послушалась. Она убежала куда-то. И только я подумала, что придётся превозмогать ломоту, вставать с постели и выключать самой, как она вернулась. Сунула мне в руку какие-то таблетки и стакан с водой. Заставила выпить, хоть я и пыталась вяло сопротивляться.
Потом она ещё дважды вытаскивала меня из вязкой дремоты. Поила каким-то травяным отваром с ароматом лимона. Заставила выбраться из-под одеяла, раздела догола и обтёрла мокрым полотенцем с запахом уксуса. Я стояла, покачиваясь, и дрожала от холода. А подруга в это время меняла постельное бельё. Затем уложила меня обратно и подоткнула одеяло.
Засыпая, я подумала – как хорошо, что у меня есть Танька. Всё-таки я не одинока.
48. Лев
Я знал, что эта работа не займёт у меня много времени. Уже через пару часов