моей работе — это то, что не я ее делаю: все зависит от будущей матери, а я лишь держу под контролем все, что происходит, и помогаю, чтобы все прошло гладко.

— Хорошо, Лила, — сказала я, убирая руку с промежности пациентки. — Раскрытие на десять сантиметров. Уже скоро. Теперь надо потужиться.

Она покачала головой:

— Как бы не так.

Роды длились уже девятнадцать часов, и я прекрасно понимала, почему она отступала.

— Ты такая красивая, — залепетал ее муж, придерживая жену за плечи.

— А ты такой мешок с дерьмом! — зарычала Лила, но, когда подошел новый спазм, стала тужиться.

Я увидела головку ребенка на подходе и подставила руку, чтобы он не выпрыгнул слишком быстро и не порвал ей промежность.

— Еще, — настойчиво сказала я.

На этот раз головка стремительно понеслась вперед, как поток. Увидев рот и нос, я убрала слизь. Вся голова вышла полностью, я сняла пуповину, поддерживая ее и разворачивая ребенка, чтобы направлять плечи. Через пять секунд ребенок уже лежал у меня на ладонях.

— Это мальчик, — сказала я, когда он здоровым криком заявил о своем присутствии.

Муж Лилы перерезал пуповину.

— Ах, дорогая! — произнес он, целуя жену в губы.

— Дорогой, — отозвалась Лила, когда ее новорожденного сына медсестра положила ей на руки.

Я улыбнулась и вернулась к своему месту у подножия родильного кресла. Теперь настал черед менее торжественного момента: подождать, когда, словно запоздавший гость, появится плацента, потом проверить вагину, шейку матки и вульву на предмет разрывов, если нужно — зашить, провести цифровой анализ прямой кишки. Если честно, обычно родители были так поглощены прибавлением в семье, что некоторые женщины даже не замечали, что происходит у них ниже талии.

Через десять минут я поздравила счастливую пару, сняла перчатки, помыла руки и направилась в кабинет заполнять горы документов. Я едва сделала два шага за дверь палаты, когда ко мне приблизился мужчина в джинсах и рубашке поло. Он выглядел потерянным, как отец, который искал палату своей жены.

— Я могу вам помочь? — спросила я.

— Вы доктор Риис? Доктор Пайпер Риис?

— Виновна по всем пунктам.

Он достал из заднего кармана сложенный синий документ, который передал мне.

— Спасибо, — сказал мужчина и развернулся.

Я открыла документ и увидела слова «НЕПРАВОМЕРНОЕ РОЖДЕНИЕ».

Рождение нездорового ребенка.

Родители имеют право на взыскание убытков на основании того, что обвиняемая лишила родителей права отказаться от зачатия ребенка или предотвратить рождение ребенка.

Врачебная ошибка.

Обвиняемая не проявила добросовестный профессиональный уход.

Истцы потерпели убыток или потерю.

Прежде на меня не подавали иск, хотя, как и любой другой акушер, я была застрахована от врачебной ошибки. В глубине души я знала, что отсутствие исков — это чистой воды везение, что рано или поздно это случится, просто я не ожидала, что мои чувства будут задеты.

За мою карьеру случались трагедии: младенцы рождались мертвыми, матери из-за осложнений истекали кровью или поражался мозг. Каждый день я носила все эти несчастные случаи в сердце, мне не нужен был иск, чтобы возвращаться к ним и думать, что я могла бы сделать иначе.

Какая из трагедий привела к такому? Мой взгляд вернулся к верхней части страницы, и я прочитала имена истцов, которые в первый раз упустила:

ШОН и ШАРЛОТТА О’КИФ против ПАЙПЕР РИИС.

Вдруг перед глазами все поплыло. Пространство между мной и документом окрасилось в алый, как кровь, которая так громко стучала в ушах, что я не слышала, как медсестра интересовалась моим состоянием. Я поплелась по коридору до первой двери, которую смогла найти, и зашла в подсобное помещение с марлями и простынями.

Моя лучшая подруга подала на меня иск за врачебную ошибку.

За неправомерное рождение.

За то, что не сказала ей раньше о твоем заболевании, иначе это дало бы ей возможность избавиться от ребенка, в зачатии которого она умоляла меня помочь.

Я опустилась на пол и уронила голову на руки. Всего неделю назад мы ездили в «Таргет» с девочками. Я угощала ее обедом в итальянском ресторанчике. Шарлотта примерила пару черных брюк, и мы посмеялись насчет низкой талии и что там нужны поддерживающие ремешки для женщин за сорок. Мы купили Эмме и Амелии одинаковые пижамы.

Мы провели семь часов бок о бок, и она ни разу не упомянула, что собирается подать на меня иск.

Я сняла мобильник с пояса и набрала быстрый номер 3, которому предшествовал лишь Дом и Офис Роба.

— Алло? — ответила Шарлотта.

Я не сразу нашлась, что сказать.

— Что это?

— Пайпер?

— Как ты могла? Все пять лет все было нормально, и ты внезапно бросаешь мне в лицо иск?

— Не думаю, что нужно обсуждать это по телефону…

— Ради всего святого, Шарлотта! Разве я этого заслуживаю? Что я тебе такого сделала?

Последовала тишина.

— Дело в том, чего ты не сделала, — сказала Шарлотта и отключилась.

Медицинская карта Шарлотты находилась в моем кабинете, в десяти минутах езды от больничного родильного дома. Как только я вошла в клинику, на меня посмотрела секретарь:

— Я думала, вы принимаете роды.

— Они закончились.

Я прошла мимо нее в архив, достала папку Шарлотты и вернулась в машину.

Села за руль, положив документы на колени. «Не думай о ней как о Шарлотте», — велела я себе. Это просто пациентка. Но когда я попыталась открыть коричневую папку с яркими ярлыками с краю, то не смогла.

Тогда я поехала в клинику Роба. Он был единственным ортодонтом в Бэнктоне, Нью-Гэмпшир, сохраняя монополию среди подростков, но все равно старался изо всех сил, чтобы зубные процедуры приносили детям хоть какую-то радость. В углу офиса находился проекционный телевизор, по которому показывали заурядную подростковую комедию. Также там был автомат для игры в пинбол и компьютер, за которым пациенты могли играть в видеоигры. Я подошла к секретарю в приемной Кейко.

— Привет, Пайпер, — сказала она. — Мне кажется, мы не видели тебя тут уже месяцев шесть…

— Мне нужно увидеть Роба, — прервала ее я. — Прямо сейчас. — Я сжала в руках папку. — Можешь сказать, что я подожду его в кабинете?

В отличие от моего кабинета — в разных оттенках моря, чтобы женщины чувствовали себя умиротворенно, даже несмотря на гипсовые модели развития плода, которые, как маленькие будды, украшали полки, — кабинет Роба был роскошным, обшитым панелями, в мужском стиле. Там стоял гигантский письменный стол, книжный шкаф из красного дерева, на стене висели фотографии, сделанные Анселем Адамсом. Я села в стеганое кожаное кресло и крутанулась на нем. Здесь я казалась себе такой маленькой.