Вбежав внутрь, застала картину: на полу — перевернутая гладильная доска, с детской кроватки сорван балдахин, а двое крепких мужчин посреди комнаты держат друг друга за грудки.

Кирилл хватает Романова за затылок, наклоняет его, а тот бьет ему кулаком прямо по ребрам.

― Прекратите немедленно! ― Они оба обернулись на мой крик.

Подбежав к ним, отпихнула Романова в сторону и встала между ними как рефери.

— Совсем головы потеряли?! Давайте еще поубивайте друг друга! — прокричала я, глядя на них по очереди.

Видок у них был тот еще: взъерошенные волосы, оба красные, злющие, сжимают кулаки, глядя друг на друга как боксеры на контрольном взвешивании.

― Алис, мы выйдем, ладно? ― не сводя взгляд с Кирилла, сказал Романов.

― Да, милая, нам нужно еще кое-что обсудить, ― глубоко дыша, добавил Кирилл.

― Хватит, наобсуждались! ― гаркнула я и, указав Романову на выход, процедила сквозь зубы. ― Пошел вон из моей квартиры!

Артем несколько секунд сверлил гневным взглядом Кирилла, прищурился, покусал изнутри щеку, словно задумав что-то недоброе, и неохотно направился к выходу.

Прошел в кухню, поцеловал в макушку Софочку, что-то шепнул ей, не спеша надел ботинки, снял с крючка куртку и, закинув ее на плечо, вышел за дверь.

― Кир, присмотри за Софией! ― попросила я и, быстренько накинув кардиган, выбежала к лифту.

― И это ты собирался затаскать меня по судам? ― возмущенно выдохнула я. ― Нет, Романов, это я тебя по судам затаскаю! Ни на шаг к дочке не подпущу, если ты не умеешь себя контролировать! — прокричала я так громко, что по этажам пробежало эхо. — Да что ты вообще себе позволяешь?! Устроил петушиные бои в моей квартире еще и при маленьком ребенке?! Совсем ума нет?

― Алис, я просто хотел…

― Плевать мне, что ты хотел! — перебила я. — Если желаешь видеться с дочерью, то для начала смирись с тем, что Кирилл ― это часть нашей жизни! Он ― мой мужчина, Романов! Он живет под одной крышей со мной и нашей дочерью, и он любит Софию не меньше меня и не меньше тебя!

— Я не позволю никому кроме нас воспитывать ее! — Романов ткнул пальцем в сторону квартиры. — Он и на пушечный выстрел не подойдет к ней, слышишь? София — моя дочь, и я буду единственным отцом в ее жизни! — На его скулах заходили желваки, брови сошлись на переносице.

Дверь лифта открылась, но мы оба это проигнорировали.

― Нет, она не твоя! Она моя, твоя и Кирилла! И как ни крути, тебе придется принять это! А еще, прежде чем хватать его за грудки, спроси, сколько бессонных ночей на его счету, сколько ночных поездок в аптеку, сколько колыбельных он спел нашей дочери!

— Я бы тоже спел, если б знал о ее существовании! — прикрикнул Романов.

— Ты бы знал о ее существовании, если б был верным мужем! — процедила сквозь зубы я и прищурилась. — Запомни, как отче наш: это не он разрушил нашу семью, а ТЫ! В тот день, когда я ждала тебя за накрытым столом, ТЫ ставил крест на нашей семейной жизни, ложась в постель с другой женщиной! Тебя НЕ связывали, НЕ вели к ней под дулом пистолета ― ты сделал выбор сам! ТЫ, Романов! ТЫ!

Я ткнула пальцем в его крепкую грудь и, едва сдерживая слезы, продолжила:

— И ты прекрасно понимал, что будет, когда я узнаю об этой измене, но тебя это не остановило… — закончила я почти без голоса.

Он молча выслушал, и даже на этот раз не пытался перебить или сказать что-то в свое оправдание.

Несколько секунд блуждал горьким взглядом по моему лицу, затем положил ладони на мои плечи и, наклонив голову, заглянул в лицо.

— Прости меня Алис, — тихо обронил он и после пятисекундной паузы взял меня за руку. — Я не могу без тебя, понимаешь? Я любил и люблю одну тебя, а теперь… теперь еще и дочь. Вы… вы два самых главных человека в моей жизни и я не хочу отдавать вас ему. Не хочу, Белкина… — хрипло закончил он.

Перед глазами внезапно появилось лицо Ивана, когда я уходила от него впервые.

Он точно так же виновато смотрел на меня, точно так же просил прощения и трепетно держал за руку.

«Тебе не жалко его, Белкина?» ― вдруг спросил внутренний голос, когда Романов крепче сжал мою руку.

«Нисколечко, ― не сомневаясь, ответила я. ― Больше никогда в жизни не поведусь на щенячий взгляд и не позволю вытирать об себя ноги.

Я знаю себе цену.

И она высока!»

Выпрямив спину, убрала руку, нажала на кнопку лифта и двери тут же открылись.

— Уезжай, Артем! — сказала я, кутаясь в кашемировый кардиган, и кивнула на открытый лифт.

Артем

― Да, Макс! ― ответил я, резво вписавшись в поворот.

― Где тебя носит? Договаривались же на десять! ― проворчал в трубку брат.

― Я почти на месте, ― соврал я и, скинув вызов, взглянул на часы: «10:05»

«Вот черт! А я только еще отъехал от дома…»

Набрал клиенту.

― Алло? ― послышался в трубке звонкий женский голос.

― Екатерина, доброе утро! Я задерживаюсь немного. Если минут через двадцать буду на месте, дождетесь?

― Ну… если через двадцать, то окей, ― ответила девушка.

Вчера у нас заболел один из риелторов, и Макс с вечера попросил, чтобы я сегодня сам показал клиенту квартиру для сдачи.

И я его благополучно подвел…

Неудивительно, что проспал, если учесть, что уснул только под утро.

Всю ночь сходил с ума из-за всей этой ситуации с Алисой и дочкой.

В сердце втыкается гарпун всякий раз, когда вспоминаю, как София тянулась к Жданову, как Алиса смотрела на него тем самым взглядом, который так часто обращала ко мне.

Я рвал на себе волосы, представляя, как они вместе проводят вечера, как гуляют с коляской, ездят путешествовать, завтракают, обедают, ужинают! Как он носит на руках мою дочь, как целует Алису, как она с ним ложится в кровать, черт возьми!

Я кидал и бил в квартире все, что попадалось под руку ― столько было во мне гнева. И не остановился, если б в три часа ночи в дверь не постучал сосед снизу.

Кажется, он пришел после того, как в батарею полетел журнальный столик.

«О-о, дьявол… — взвыл я мысленно. — И почему только сейчас, потеряв ее, осознал, насколько она дорога мне?»

Такую, как Алиска больше не найти, уверен в этом.

Она живая, она… Она настоящая.

Всегда улыбалась, всегда была в хорошем настроении, с ней было о чем поговорить и о чем посмеяться. Не то, что все эти надутые куклы, вечно поправляющие то лифчик, то волосы.