– Вы говорили с моей служанкой, – продолжала Амелия, и он видел, как в полутьме блестят ее глаза. – Надеюсь, я правильно поняла ваши условия.

– Почему ты не можешь говорить мне «ты»? – сердито спросил он.

– Почему вы не можете говорить мне «вы»? – парировала она.

Сейчас он был готов сделать все, что она бы попросила; но если бы он согласился, это бы еще больше отдалило их друг от друга.

– Чего вы хотите? – спросила Амелия. – Если денег, у меня есть драгоценности, но немного. – Она вытащила из кармана платок, в котором тускло поблескивали ожерелье с зелеными камнями и такое же кольцо – то самое, которое когда-то пытался отнять у нее грабитель, – и положила их на стол.

Это было уже слишком. Кровь бросилась ему в лицо.

– За кого ты меня принимаешь? – выпалил он.

– А за кого я должна вас принимать? – ответила она, смело глядя ему в лицо.

Что бы он ни делал, она неизменно вкладывала в его поступки самый дурной смысл; и от этого впору было впасть в отчаяние. Все же он попытался хоть как-то исправить положение.

– Мне ничего не нужно, – проговорил он неловко. – Кроме тебя.

Он поцеловал ее руку, другую, волосы, висок, под тонкой кожей которого билась голубая жилка. Амелия молча отвернулась, не отвечая. На ее лице была написана скука. Он стал перед ней на колени, прижался лицом к ее платью. Бесполезно: ее руки по-прежнему были холодны как лед.

– Я бы так хотел, чтобы ты полюбила меня, – умоляюще прошептал он. – Хоть немного.

– Нельзя заставить другого полюбить себя, – отозвалась она.

– Даже если я люблю тебя? – спросил он.

Амелия ничего не ответила. Это была мука; он мучил себя, мучил ее, и ведь в конце концов она была совершенно права. Он поднялся с колен и поглядел на нее, пытаясь уловить в ее лице хоть какое-то движение. Но она оставалась безучастной; он по-прежнему ничего для нее не значил. Чувствуя себя глубоко оскорбленным, он отошел к окну.

– Убирайся, – проговорил он наконец. Амелия удивленно посмотрела на него. – Я не желаю тебя больше видеть, слышишь? – с ожесточением продолжал он. – Больше никогда в жизни!

Прошуршало к выходу шелковое платье. Миг – и она исчезла за дверью, исчезла из его жизни, так, словно ее никогда и не было. И он впервые подумал о том, как хорошо было бы умереть.

Чувствуя себя полностью опустошенным, он вернулся за стол и неожиданно увидел на краю стола платок, в котором поблескивали ее украшения. Первым его порывом было схватить этот платок и вышвырнуть в окно, но он спохватился, что Амелия может о нем подумать после этого, сгреб платок со стола и выскочил из комнаты.

Город спал, только кое-где поблескивали редкие огни. Сообразив, какой дорогой она должна вернуться, он двинулся следом за Амелией и нагнал ее на мосту через канал. Услышав за собой его торопливые шаги, она обернулась и отпрянула. Она никогда еще не видела такого выражения на человеческом лице – смесь яростной решимости, какой-то детской обиды и, несмотря ни на что, упрямой гордости. Невольно ей стало его жаль.

– Вот, – сказал он, протягивая ей платок. – Вы забыли. Держите, мне ничего от вас не надо. Нате!

Она все-таки заставила его назвать ее на «вы». Видя, что она стоит на месте, он взял ее руку и почти силой вложил в нее платок.

Луна выскользнула из-за облака. Ее бледные лучи запутались в волосах Амелии, осветили спящий город и мост, сгорбившийся над черным каналом. В следующее мгновение Амелия закричала.

Проследив за направлением ее взгляда, Луи увидел в воде труп молодого мужчины, который плыл, раскинув руки. Вокруг тела колыхалось мутное пятно.

Амелия в ужасе зажала рот рукой. Луи оттащил ее от перил и прижал к себе.

– Тихо, тихо, – прошептал он. – Кто это? Что случилось?

Она мотнула головой. В ее глазах стояли слезы.

– Это Реми Беллон… наш кучер… Боже мой, они убили его!

И она зарыдала, уткнувшись лицом в его одежду.

– Кто они? – спросил Луи, начиная догадываться. – За что убили? Что происходит?

– Они подумали, что это он… – начала Амелия и осеклась. – Я не могу, – наконец прошептала она.

– Ладно, – легко согласился Луи. Он видел, что она испугана, видел, что у нее для этого есть свои причины, и понимал, что она все равно ему ничего не скажет; но все это не имело никакого значения по сравнению с тем, что она была рядом с ним. – Но в ночном городе может быть небезопасно, – продолжал он, заглядывая ей в глаза. – Я провожу тебя до дома.

Она замотала головой.

– Я не хочу… не хочу.

Куда домой? К Себастьену, который тайком писал доносы, в каждом из которых упоминалось ее имя? К Анриетте, которая упивалась злобной радостью, когда на днях из Парижа пришла весть об убийстве одного из вождей республиканцев, Марата? К Терезе, которая по понятным причинам ненавидит ее? К Арману, к Оливье, которые, вероятно, и были теми, кто убил несчастного кучера?

– Я сойду с ума, – прошептала Амелия.

– Не надо, не надо, – горячо зашептал Луи. Он обнял ее, стал гладить по волосам, как ребенка, чтобы успокоить, чтобы на ее лице не было этого страшного отчаяния, при виде которого он совершенно терялся. – Не плачь, пожалуйста, не плачь! Я знаю, что я не такой… и ты совсем другая… и твое прозвище, оно так тебе идет… – Он говорил, сбиваясь на каждом слове, только чтобы отвлечь ее, чтобы она перестала рыдать так ужасно, как когда-то в холодном замке всеми забытого старика. – Ты такая красивая, и у тебя такие глаза… самые красивые из всех, что я видел. Только не плачь! У меня никого нет, кроме тебя… и это ужасно, когда тебе плохо, а я ничем не могу тебе помочь.

Она подняла на него глаза, и он воспользовался этим и вытер слезы с ее щек.

– Так не бывает, чтобы никого не было, – нерешительно проговорила она. – Должны же быть хотя бы родители, братья, сестры… хоть кто-то!

Он покачал головой.

– Это правда. Я совсем один и всегда был один. Ты знаешь, зачем я стал генералом? Я хотел снова встретиться с тобой, но не как простой солдат, а иначе… Я хотел, чтобы ты обратила на меня внимание. Я знаю, ты плохо думаешь обо мне… ну… – Он запнулся, видя ее неподвижный взгляд, устремленный на него.

– Почему ты назвал себя чужим именем? – внезапно спросила она. – Почему сказал, что тебя зовут Луи, когда…

– Это мое имя, – возразил он. – Я Луи Лазар Ош, так меня и зовут. Просто… – он покраснел. – После казни короля имя Луи стало[18]… ну… в общем…

Он замялся. Амелия, видя это, только грустно улыбнулась.

– Нет, – сказала она, – тебе совсем не идет быть Лазарем.

– Правда? – пробормотал он, теряясь окончательно, потому что она говорила ему «ты» – и так просто, словно они были знакомы много-много лет, с самого детства.