А Амелия, не раздеваясь, легла на кровать в своей спальне и стала смотреть на большой букет цветов, который стоял на столе. За окном полыхало солнце и в ветвях деревьев щебетали птицы. Решив подремать несколько минут, она закрыла глаза – и сама не заметила, как заснула глубоким сном.

Грохот ног, хлопанье дверей, встревоженные голоса…

– Генерал!

Он открыл глаза – и с неудовольствием увидел возле себя Кассандра, который тряс его за плечо. Бросив взгляд в окно, Луи убедился, что снаружи уже стемнело.

– Который час? – спросил он, зевая. – И что случилось? На нас напали?

– Ты говоришь по-английски? – спросил Кассандр.

– Который час? – повторил Луи.

– Одиннадцать вечера. – Священник сел на кровать, и тут стало видно, что лицо у него серое от усталости, отчего все черты кажутся словно стертыми. – Так ты говоришь по-английски или нет?

– Ни слова, – честно ответил Луи. – А в чем дело?

Кассандр вздохнул.

– Мои люди взяли шпиона, – сказал он. – Он вез послание для англичан. – Тут только Луи заметил, что в правой руке священник держит распечатанное письмо, продранное в одном месте и, похоже, даже заляпанное кровью. – Только вот беда – написано оно по-английски, а я ни бум-бум.

Луи зевнул. Интересно, подумал он, стало быть, у Кассандра есть свои люди… которые ловят (он снова зевнул) английских шпионов… Значит, вот для чего веселого священника на самом деле прислали из Парижа. Ну что ж, Конвенту нельзя отказать в предусмотрительности. Обезвреживать агентов врага – дело, без сомнения, нужное и достойное, хотя… хотя… а, черт побери!

– Надо допросить шпиона, – объявил Луи сквозь зевоту. Он не спал несколько дней, и оттого это пробуждение давалось ему так тяжело. – Где он?

Кассандр скривился, как от зубной боли.

– То-то и оно, что допросить его можно будет только на Страшном суде. Когда шпион понял, что его обнаружили, он стал сопротивляться, ну, моим людям и пришлось его пришить.

Генерал взял у священника письмо и просмотрел его, морща лоб.

– Надо найти кого-то, кто понимает по-английски.

– Ага, первого встречного, – фыркнул Кассандр. – Который может ввести меня в заблуждение.

– Ладно, – объявил Луи. – Тогда вот что можно сделать. У меня есть словарь, оставь письмо мне, я постараюсь его перевести.

– Если не знаешь язык, словарь тебе мало поможет, – возразил Кассандр. – Эх, что бы им стоило писать по-французски, как все приличные люди!

Поскольку все приличные люди в то время действительно говорили и при случае могли написать письмо по-французски, требование Кассандра нельзя признать некорректным.

– У тебя есть кто-нибудь на примете, кто знает английский? – спросил Луи. – Кто-то, кому можно доверять?

– Есть, – нехотя ответил Кассандр. – Один учитель, завтра или послезавтра его ко мне доставят. Он не в Дюнкерке живет. – Он посмотрел на письмо и вздохнул. – Ладно, я перепишу текст и отдам письмо тебе. Может, у тебя и впрямь что получится. Только потом вернешь мне, понял?

– Договорились, гражданин! – весело ответил Луи.

Через четверть часа Кассандр принес письмо и положил его на стол.

– Смотри не потеряй, – сказал священник на прощание.

Он уже взялся за ручку двери, когда Луи окликнул его.

– Слышь, Кассандр… Я вот тут размышлял… – Он поколебался, но все-таки собрался с духом и выпалил: – Как ты думаешь, как расположить к себе женщину? Если она даже в твою сторону не смотрит… и вообще?

Кассандр озадаченно мигнул и повернулся к своему собеседнику, который уже жалел, что вообще завел этот разговор.

– Сын мой, – сказал священник, и морщиночки на его лице заиграли и сложились в уморительно лукавую гримасу, – да будет тебе известно, что я против того, чтобы бегать за женщинами, которые даже не смотрят в твою сторону. Хотя одно безотказное средство все-таки есть, – добавил он. – Начни ухаживать за ее лучшей подругой, и внимание дамы тебе обеспечено.

Луи вспомнил хищное личико Терезы, вспомнил усеянную бородавками физиономию Евы – и нахохлился. А священник, заметив это, захохотал уже во все горло.

– Будет тебе ржать, отче, – сердито одернул его генерал. – И вообще, для духовного лица что-то ты слишком хорошо в этом разбираешься.

– Гражданин генерал, – сказал Кассандр, все еще давясь от смеха, – ты забываешь, что я двадцать лет принимал исповеди. Уверяю тебя, за одно то, что я на этих исповедях наслушался, мне должно быть обеспечено место в раю.

– Ну, а про подругу тебе кто сказал? – поинтересовался генерал.

– Граф де Клермон, – отозвался священник. – О, ему пришлось долго исповедоваться, когда он гнил заживо после своих амурных похождений. – Его глаза потемнели. – Ладно, гражданин генерал, что-то я с тобой заболтался. Если найдешь в письме что интересное, сразу же скажи мне.

Он ушел, а генерал зажег свечу и принялся за работу. Первый абзац кое-как складывался в связный текст, но второй упорно отказывался переводиться. «Может быть, это какой-то шифр? – размышлял генерал. – И как вообще понять, шифр это или нет?»

Часы на ближайшей церкви пробили полночь. Луи вздрогнул и уронил перо. Когда он поднял его, в дверь заглянул адъютант.

– Гражданин генерал, – доложил Франсуа, весело блестя глазами, – там к тебе какая-то гражданка. Пустить?

Гражданин генерал заметался, как гражданин петух в курятнике, куда нагрянула с визитом гражданка лиса. Он сунул письмо в стопку бумаг на столе, накинул мундир, заметил, что две пуговицы на мундире болтаются, чертыхнулся, застегнул мундир, оторвал при этом одну пуговицу с мясом и сделался красен как маков цвет. Проклиная свою неловкость, а также денщика Юбера, который был горазд только лопать за четверых, генерал сел за стол и велел Франсуа впустить гостью, но тут же сообразил, что тогда сцена приобретет слишком официальный характер, и вскочил с места.

– Прошу, – сказал Франсуа, впуская Амелию.

И, поймав выразительный взгляд генерала, кашлянул, отдал честь, сделал оборот вокруг себя и улетучился в дверь.

«Нет, все-таки надо было начать с подруги», – смутно помыслил Луи, поймав взгляд Амелии. Этот взгляд прямо-таки источал холодное отчуждение; и то, что он был генералом республиканской армии, как и то, что жизнь и смерть ее друзей были в его власти, ничего не меняло. Она по-прежнему оставалась принцессой из зарейнской страны, а он по-прежнему был для нее никем; и когда он осознал, что это положение вещей может длиться вечно, он растерялся.

– Надеюсь, я не опоздала, – сказала она ровным голосом.

Он взял ее за руку: ее пальцы были холодными как лед, хотя ночь была теплой. И все-таки он не отпускал их, смутно надеясь, что они хоть чуть-чуть потеплеют от его прикосновения.