– Она должна спасти свой дом и свое доброе имя! Только в этом видит она спасение, только так может спасти свою семью! Это вполне уважительная причина. Неужели вы не увидели, ради чего она жертвует собой?

Эрон отвел глаза:

– Ну… ага. Но все равно стыд-то какой! Она же… она же…

Он беспомощно всплеснул руками.

Кабо утвердительно кивнул:

– Я имею честь некоторое время быть с нею знакомым. Будь она мужчиной – могла бы создать империю! У нее стратегическая смекалка, достойная генерала, она тверда, словно закаленный клинок, но она знает: единственное ее богатство – это красота. И она намерена извлечь из нее максимум пользы. Если бы вы знали всю историю клана Уортингтонов, не стали бы осуждать Электру.

Какое-то время Эрон молча изучал юношу. Вид у Кабо был загадочный и отстраненный, словно у микеланджеловского Давида. И все же от внимания Эрона не ускользнула тщательно скрываемая напряженность молодого человека.

– Ну и что же это за сага?

И Кабо безо всяких дальнейших понуканий начал свой рассказ.

– Все началось с разрушения родового поместья, разумеется. Это случилось четырнадцать лет назад. Кто-то из детей играл с огнем, кажется… Арчи и Айрис имеют небольшой, но вполне стабильный доход – королевскую пенсию… Не спрашивайте меня о подробностях, ибо мне они неведомы. Однако этих денег явно недостаточно, чтобы вновь отстроить имение. Само поместье не слишком обширно, но арендную плату все равно требуется вносить. Словом, Уортингтоны посчитали, что им всем крупно повезло: никто, слава богу, не пострадал. И семья мало-помалу перебралась в свой лондонский особняк.

Эрон вспомнил Уортингтон-Хаус, безумное нагромождение мебели и фамильных сокровищ, горы книг… Так это было хранилище, а вовсе не кучи мусора! Просто в дом свезли все, что удалось спасти от огня…

– Тем не менее случившееся той ночью было большим ударом для Айрис – она тогда как раз ждала появления на свет мисс Аталанты. К тому же она едва справлялась с близнецами. Полагаю, вы понимаете, о чем я – да и прочие дети сильно истощили ее силы. Рожая Аталанту, Айрис едва не простилась с жизнью и в течение многих лет была больна и очень слаба. Воспитанием младших сестренок занималась мисс Каллиопа. Одна, заметьте! А было ей от роду всего десять лет…

…Что ж, в отношении Атти многое сделалось понятнее. Эрон подумал об Электре – она была тогда пятилетней малышкой.

– Со временем Айрис оправилась, и некоторое время в доме царило спокойствие. Потом Лисандр ушел на войну. А через несколько месяцев был объявлен погибшим. Именно тогда рассудок Айрис начал страдать всерьез.

Эрон с трудом перевел дыхание:

– Но ведь он жив…

– Да, он все еще дышит. А вот живет ли он – это вопрос. Когда его наконец нашли и опознали, то выяснилось, что он пробыл без сознания несколько месяцев в полевом госпитале, где никто не надеялся, что он выживет. Возможно, он был ранен в голову или крепко ушибся. Никто этого не знает. Все бумаги перепутаны, а врач и сестры переместились в другой госпиталь. Война, сами понимаете. И все же он выжил. Он просто спал, и в один прекрасный день пробудился с отчаянным криком. Его отправили домой, где он несколько месяцев кряду кричал ночами…

Эрон провел ладонью по лицу, думая об Электре… Она ведь была еще ребенком и вынуждена была жить, мало-помалу теряя мать и слушая ночами крики брата, эхом отдающиеся в полуразрушенном доме. А Атти? Видела ли девочка в своей жизни что-нибудь, кроме этого сумасшедшего дома?…

– Айрис так окончательно и не опомнилась. Арчи же, хоть и любящий отец, но все же неисправимый мечтатель.

Эрон хмыкнул:

– А все остальные, стало быть, не могут сообразить, как им выпутаться из этой переделки.

– Все, за исключением мисс Электры. Она куда лучше прочих знакома с суровой прозой жизни. Больше всего на свете она хочет, чтобы семья ее вновь обрела покой и достаток. Именно семья. А вовсе не она сама.

– Ага, я это уже смекнул… Но с какой стати ей в голову втемяшилось, что лишь она может их всех спасти?

– Потому что Электра единственная, кто…

– Кто – что, с вашего позволения?

Эрон вздрогнул и оторопел. Электра появилась рядом с ними словно из ниоткуда. Неужели тут полно тайных дверей?

Кабо отвесил церемонный поклон:

– Единственная, кто в течение ближайшего придворного сезона сделает блестящую партию, ваша милость!

Электра вовсе не выглядела столь польщенной таким обращением, как ожидал Эрон.

– Время покажет, – мрачно уронила она. Затем взглянула на Эрона, но уже куда благосклоннее: – Мистер Хейстингз, я заставила вас долго ждать… Извините, я увлеклась. Не пора ли нам?

– Точно так, мисс.

И Эрон пошел вслед за Электрой к дверям, несказанно радуясь избавлению от общества Кабо. Оглянувшись, он заметил, что мрачные серые глаза провожают его все еще внимательно изучая.

– Не понимаю, отчего ты так уверен, что это сработает.

Баттон вскинул глаза на Кабо, несущего поднос с вечерним чаем. Молодой человек остановился в дверях кабинета Баттона. Эта крошечная комната, едва вмещавшая стол и стул, заваленная листками с эскизами и образцами тканей, была творческой лабораторией Баттона, его маленьким святилищем, где зарождались все его блестящие идеи и где он вот уже целый час сидел над чистым листом бумаги…

Баттон с минуту помолчал, словно обдумывая слова своего товарища. На самом же деле он гадал, сможет ли когда-нибудь переступить некую тайную черту… Подарит ли ему судьба нечто большее, чем та радость, что он испытал, впервые увидев изящного красавца по имени Кабо…

В свое время ему почти удалось убедить себя, что обаяние красоты и юности просто ласкает его глаз художника, подобно виду длинноногого гарцующего жеребенка или породистого щенка, резвящегося в парке. Всем нравится любоваться прекрасной молодостью, полной жизни и искрящейся, бьющей ключом энергии, разве не так?…

А Кабо был энергичен как никто. И красив как никто.

Почти десять лет тому назад Баттон поймал юного бродягу, оборванного и голодного, при попытке ограбить его магазин. Осмотрев содержимое сумки грабителя, Баттон увидел, что тот позарился лишь на самые лучшие его изделия, обнаружив при выборе безошибочное чувство вкуса и стиля.

Баттон не был бы Баттоном, если бы не счел себя обязанным поддержать столь несравненное юное дарование и дать ему расцвести пышным цветом – так костлявый и насмерть перепуганный девятнадцатилетний воришка сделался его протеже. Истинную опасность маэстро почуял, когда при свете дня после ванны и сытного обеда обнаружилось, насколько потрясающе красив его найденыш…

Так у маэстро сформировалась теория «любования красотой юности».

Когда же по прошествии лет действие юноши на мэтра не ослабло, Баттон вынужден был признать, что дело тут не просто в юности и даже не в дивных очертаниях и изумительной симметрии скул и челюстей – хотя Кабо обладал всем вышеперечисленным.