На миг Лесков замолчал, словно желал в последний раз обдумать свои слова. Он понимал, что его последние фразы озадачили присутствующих, а точнее, они испытывали настороженность — все, даже его друзья, как будто чувствовали какой-то подвох. При этой мысли губы Лескова тронула тень улыбки, и он продолжил:

— Лично я буду цепляться за привычную мне жизнь до конца. Поздравлять друзей с днем рождения, праздновать Рождество, говорить своей женщине, что люблю ее…

Дмитрий задержал взгляд на удивленной Эрике, после чего добавил:

— И сегодня я хочу сделать ей предложение выйти за меня замуж. Эрика Воронцова, я прошу тебя стать моей женой.

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Дмитрий чувствовал, как на него смотрят его ошарашенные друзья. Карие глаза Ромы расширились от изумления, после чего он что-то быстро прошептал стоявшему подле него Ивану. Бехтерев не ответил: казалось, он вообще не услышал обращенного к нему вопроса: «Ты знал???» Конечно же, не знал. У Лескова уже давно выработалась привычка сообщать о своих свадьбах-помолвках-нужное подчеркнуть именно в день торжества. Нет, Иван был в курсе, что Димка спит с Воронцовой, тот сам ему в этом признался, но чтобы жениться… Да еще и объявлять об этом на всю станцию?

Что касается Альберта, то он перевел вопрошающий взгляд на Эрику, мол, это было запланировано? Заявление Лескова немало удивило его, но в то же время и обрадовало. Сплетни в адрес Воронцовой доносились и до него, поэтому врач оценил поступок Дмитрия не иначе как попытку защитить свою женщину от нападок. Но было в этом что-то еще. Энергетика Лескова была теплой, что указывало на его искренность, а вот Эрика была потрясена не меньше самого врача. Она замерла на месте, словно громом пораженная, и только тихий шепот Вайнштейна несколько отрезвил ее.

— Неплохо бы что-то ему ответить, — с улыбкой подсказал врач.

«Ответить…» — пронеслось в голове девушки. Вот только все слова разом куда- то разбежались, словно тараканы, на которых направили луч света. Сегодня на собрании Эрика была готова услышать что угодно, но только не предложение выйти замуж. Теперь ей стало понятно, что означала эта покладистая задумчивость в голосе Лескова: как скажешь, милая, я не буду разговаривать с твоим отцом, просто объявлю на всю станцию, что женюсь на его дочери, и гори оно всё синим пламенем!

Тем временем Дима внимательно смотрел на Эрику, терпеливо дожидаясь ее реакции, а вместе с его взглядом на девушку устремились десятки других. Перешегтываясь, люди оборачивались на нее, все еще не понимая, как воспринимать услышанное. Шла война, и с одной стороны, это предложение жениться звучало, как вызов — люди оплакивают мертвых, а эти жениться собрались. Но с другой стороны, жизнь действительно продолжалась. И Дмитрий был далеко не единственным, кто чувствовал себя похожим образом. Среди солдат были парни, которые тоже хотели жениться на своих девушках, зная, что завтрашний день может уже не наступить.

Под всеобщим вниманием Эрика сделала первый шаг к трибуне, и губы Лескова тронула едва заметная улыбка. Его взгляд придал ей решимости, и растерянность наконец отступила. Ее сменила волна жаркого опьяняющего счастья, граничащего чуть ли не со злорадством: люди, считавшие ее одноразовой потаскушкой, наконец заткнутся. Диме не нужно было доказывать ей свои чувства этим дурацким предложением — Эрика относилась к тем женщинам, кто приравнивал свадьбу к похсду в домоуправление. Но своим поступком он буквально защитил ее от злых сплетен. И в первую очередь от той боли, которую причинил ей собственный отец. Она знала, что Полковник находится где-то на площади и сейчас смотрит на нее вместе с остальными.

На негнущихся ногах Воронцова поднялась на трибуну. Впервые она так нервничала, защищая докторскую, но те эмоции были несравнимы с нынешними. Поначалу девушка хотела обратиться к толпе, мол, я согласна, но от волнения слова застряли где-то в горле. Сердце словно увеличилось вдвое и теперь бешено колотилось в груди. Эрика бросила лихорадочный взгляд на микрофон, а затем молча обняла Диму за шею и прижалась губами к его губам.

— Нежданчик! Реально нежданчик! — шепотом вырвалось у Георгия, который наконец обрел дар речи, и, желая хоть как-то выплеснуть свои эмоции, от души пихнул Рому локтем в бок. — Че он, на эту стервозину реально запал?

Не верил в происходящее и Полковник. Он и его сын, Юрий, смотрели на целующуюся пару, испытывая и досаду, и шок одновременно. Для Николая Степановича увиденное было подобно плевку в лицо.

Да, с одной стороны Лесков публично заявил о серьезности своих отношений к Эрике, но Полковник воспринимал это не иначе как вызов. Как еще одну попытку Дмитрия поглумиться над ним, используя его дочь. До этой минуты Николай Степанович был уверен, что Эрика все же одумается и бросит этого недочеловека, но вместо этого она публично сосется с ним, имитируя подобие свадьбы.

Что касается Юрия, то он был откровенно растерян. Отец рассказал ему о ссоре с Эрикой, и он тоже считал, что сестра совершает ошибку, путаясь с Дмитрием. Но просьба отца прервать с девушкой контакт показалась Юрию слишком радикальной. Он далеко не в первый раз оказывался между двух огней: его отец и старшая сестра нередко ссорились. Но то было в мирное время, а теперь за порогом бродит война. И, быть может, говоря сейчас все эти слова, Лесков не так уж и сильно притворялся?

Юрий хотел было обратиться к отцу, но тот уже направился прочь, и парню ничего не оставалось, как уйти следом за ним.

Кате тоже хотелось уйти. Сейчас, стоя рядом со Стасом, она с трудом сдерживалась, чтобы не показать своих эмоций. Грудь словно что-то сдавило, не позволяя толком вздохнуть. Она не слышала того, что говорят остальные, потому что в мыслях звучал один единственный вопрос: «Почему именно Воронцова?» Дима не должен был объяснять ей, что встречается с другой женщиной — это его жизнь, и она, Катя, не имела права в нее вмешиваться. Но, возможно, если бы он предпочел Оксану, Катя не чувствовала бы себя настолько плохо. Не было бы так больно. Но Дима выбрал именно ту, кто сильнее всего напоминала ей Милану. Те же темные волосы, тот же уничтожающий взгляд, то же ощущение собственного превосходства.

Эрика ласкала губы Димы поцелуем, а, она, Катя, должна была за этим наблюдать, не имея права даже отвернуться. Она ведь считалась его другом и должна радоваться за него, поддерживать его выбор. Но радоваться не получалось. Катю душило отчаяние — хотелось забиться в какой-нибудь угол, подальше от людей и уж тем более от Стаса, чей взгляд сейчас был прикован исключительно к ней. Волошин не проронил ни слова, в его глазах не было ни злорадства, ни насмешки, но от его взгляда Белова чувствовала себя еще хуже.

Услышав заявление Лескова, Стас сперва почувствовал, как его охватывает радость. Наконец-то его конкурент отступил, решил жениться, и быть может, Катя наконец потеряет к нему интерес. Но, взглянув на нее, Волошин понял, насколько сильно заблуждается. Белова пыталась скрыть свои эмоции и тем самым еще больше выставляла их на показ. Ей было больно, и понимание этого окатило Стаса, словно ледяная вода. Впервые он так четко осознал, что Катя ему больше не принадлежит. И, быть может, никогда по-настоящему не принадлежала.