«Сейчас первым делом надо подумать о будущем», — бормотала Генриетта, надевая свое коричневое платье.

Она говорила о будущем с тетей, однако не все ее мысли были восприняты леди Гвендолин с одобрением.

— Моя племянница — жалкая гувернантка! — с ужасом воскликнула та, слушая несколько укороченный рассказ Генриетты о том, как она оказалась на Беркли-сквер, высказавшись по поводу необоснованного увольнения с работы, но ни словом не обмолвившись об изумрудах.

— Должна сказать, меня не удивляет то обстоятельство, что твое пребывание у леди Ипсвич закончилось ссорой, — заметила леди Гвендолин. — Честно признаться, я рада этому. Я совсем не знала, насколько твоя мать отстранилась от земных дел, и считала леди Ипсвич человеком, кому можно доверить тебя… но довольно об этом. Я категорически против того, чтобы ты занималась подобной работой! Я также против того, чтобы ты стала учительницей в той ирландской школе! — Тетя погладила Генриетту по руке. — Что ж, моя дорогая, будем надеяться, что речь идет о таких же воздушных замках, как и все остальные затеи твоей матери. Только не возражай, ты разумная девушка, и я уверена, как и я, понимаешь, что это правда. Генриетта, я так рада, что тебе достало ума прийти ко мне. Ты должна довериться мне. Думаю, я вправе обещать тебе более отрадное будущее, чем нудная работа гувернанткой.

Тетя ласково улыбнулась, Генриетте стоило трудов улыбнуться ей в ответ, хотя в то мгновение до более отрадного будущего казалось еще очень далеко.

— Мне очень грустно, что мы встретились только сейчас, — продолжила леди Гвендолин. — Хотя вполне понимаю, что из-за преданности матери ты так и не смогла принять ни одного моего приглашения.

Генриетта с отчаянием взглянула на тетю:

— Но я не получала никаких приглашений.

— Вот это да! Теперь мне все ясно, — с раздражением произнесла леди Гвендолин. — Не сомневаюсь, что к этому руку приложил твой отец. Я никогда не видела его, но…

— Да нет же, тетя, папа не посмел бы… — Генриетта осеклась. — Думаю, тут виновата мама, — уверяла она, краснея. — Она очень… очень… Она придерживается резких взглядов относительно пороков общества. Из-за своей… беды.

Леди Гвендолин постучала лорнетом по ладони.

— Ладно, — наконец сказала она, решив, что предосторожность не помешает, хотя ей и хотелось поговорить с племянницей начистоту, — ладно, больше не будем говорить об этом, но будь уверена, Генриетта, я очень довольна, что ты здесь.

— Ах, тетя, я очень рада, что нахожусь здесь, — ответила Генриетта и обняла ее.

Леди Гвендолин радовалась тому, что Генриетта оказалась очаровательной, обладала отличными манерами, несмотря на деревенское воспитание. Лондонский сезон был уже в разгаре, что стало скорее преимуществом, ибо дела достигли той стадии, когда свежее лицо воспринималось как приятное угощение. Племянницу нельзя было официально ввести в общество, та со странной непреклонностью выступала против поисков мужа, леди Гвендолин признала, что не имеет права оказаться в роли свахи. Нет, речь не шла об официальном введении в общество, однако тетя покажет Генриетту всему свету, придаст ей некоторый городской блеск, выгодно нарядит, что сослужит племяннице хорошую службу в будущем. К тому же это так забавно. Несомненно, ее сестра Гиневра придет в ужас от этого, потому леди Гвендолин решительно ринулась осуществлять свой план.

Генриетта сначала восприняла ее идею с большой неохотой, больше всего опасаясь снова столкнуться с Рейфом, не говоря уже о том, что ей не хотелось поддаться желанию днями просиживать в своей спальне и скрываться от людей. Каждое утро она решительно твердила себе, что не имеет ни малейшего желания видеть его. Никогда. Дни проходили, она все больше тосковала по нему, что было очень трудно скрыть. Несколько раз она ловила на себе проницательный взгляд тети и была вынуждена придумать невинную ложь о том, что тоскует по маме, папе и детях леди Ипсвич.

Вскоре ее изобретательность иссякла. После осторожных расспросов Генриетта узнала, что городской особняк лорда Пентленда заперт, на двери нет молотка, ставни закрыты. Все это вкупе с признанием Рейфа о его неприязни к высшему обществу и вечеринкам означало, что встреча с ним маловероятна. Генриетта думала о том, что пребывание под крылом тети месяц или больше поможет забыть о графе-отшельнике. Когда леди Гвендолин сказала, что племянница окажет ей большую услугу, если будет сопровождать ее на разных мероприятиях, поскольку ее собственных дочерей нет в городе, Генриетта наконец согласилась, и тетя написала торжествующее письмо своей сестре, в котором сообщала, что ее дочь выходит в свет.

Следующие две недели пронеслись вихрем — Генриетта примеряла платья, ездила по магазинам, брала уроки танцев. Она обнаружила незаурядные способности, что оказалось обоюдоострым оружием, ибо она не могла забыть о том, что Рейф предлагал ей учиться, и желала оказаться в его объятиях, презирала учителя танцев, потому что тот не был Рейфом, затем невольно упрекала себя за то, что оказалась столь неблагодарной.

Ее поразила щедрость тети Гвендолин и количество дневных, уличных, вечерних и бальных платьев. Тетя считала все это необходимым минимумом, не говоря уже о шелковых чулках, атласных туфельках, лайковых туфлях, шалях, шубках, шляпах, шляпках, перчатках и ридикюлях со всеми полагавшимися аксессуарами. Впервые за свою жизнь Генриетта почувствовала шелк на своем теле. Ее сорочки из тончайшего батиста были отделаны кружевами, от прочной белой хлопчатобумажной ткани в ее гардеробе не осталось и следа, как и от всего коричневого. Это она решила больше не носить одежду коричневого цвета.

Ей хотелось, чтобы Рейф увидел ее в новой одежде. Она пришла в ужас при мысли, что такое может случиться. Примеряя подвязки для шелковых чулок или разглаживая кружевную рюшку на рукаве платья, гадала, что он тогда подумает, какое у него будет лицо, что он станет делать, если только… тут к ее горлу подступал комок, в глазах собирались слезы, и она презирала себя за подобную слабость.

Они с тетей нанесли ряд утренних визитов. Она сидела в собственной ложе оперы, ела мороженое в заведении «Гантера», заняла свое место в ландо, которое в пять часов дня совершало объезд Гайд-парка. Она посетила несколько вечеринок для избранной публики, на одной из которых встретила довольно грозную леди Каупер. Та пообещала дать Генриетте рекомендацию в клуб «Алмак», предназначенный для изысканной публики. Иногда новые впечатления от сверкавшего мира тети Гвендолин вытесняли из ее памяти крохотную спальню в постоялом дворе «Мышь и полевка», однако все же чаще ей не удавалось забыть контраст между двумя мирами.

Генриетта чувствовала себя так, будто ведет двойную жизнь, скрывается под маской. Ей было одиноко, она досадовала, что все это произошло из-за Рейфа. Она чувствовала себя виноватой за то, что не испытывает удовольствия оттого, что тетя так старается развлечь ее, и гадала, чем занимается Рейф и с кем проводит время. Генриетта не думала, что он станет тосковать по ней, хотя сама отчаянно тосковала по нему. Во сне, а спалось ей не очень хорошо, она мечтала о нем, просыпалась в жару и в поту, испытывая невыносимую тоску. Снова и снова ей казалось, будто она видит фигуру элегантного человека впереди себя, и у нее подскакивало сердце, но это был не Рейф.