Крик первенца принес новую радость и стал еще одним источником их счастья. Рейф заявил утром в первый день рождения их сына, что эту традицию можно будет продолжить.

Генриетта, лежа обнаженной на их огромной постели, обложенная подушками, томно улыбнулась мужу.

— Ты это говоришь в начале каждого дня, — заметила она, — а в конце каждого дня меняешь свое мнение.

Рейф устроил Генриетту на себе. Мягкие изгибы ее тела возбудили в нем знакомые чувства. Напрягшееся мужское достоинство покоилось между ее бедер.

— Я знаю. Разве это не удивительно? — спросил Рейф, целуя уголки ее соблазнительных уст. Он чувствовал, как ее охватывает жар, как ее женская прелесть увлажняется, соски твердеют. — Дорогая Генриетта, только одним способом можно добиться, чтобы в конце этого дня я сказал то же самое.

Рейфу хотелось проникнуть в нее. Он перевернул Генриетту на бок, взял розовый сосок в рот и крепко сомкнул губы вокруг него. В то же время протянул руку, проник пальцами внутрь женской прелести. Генриетта охала и прижималась к твердому стержню.

— Рейф…

— Генриетта, знаешь, я никак не могу насытиться тобой.

— Я знаю, — ответила она и гортанно рассмеялась. — Не пройдет и месяца, как все узнают об этом.

— Что ты хочешь этим сказать?

Шоколадно-золотистые глаза Генриетты светились.

Ее уста были готовы. Как и тело.

— Генриетта, ты хочешь сказать, что?..

Она кивнула.

— Ты доволен?

— Доволен! — Рейф нежно поцеловал ее. — Я и не мечтал, что буду таким счастливым. Я даже не думал, что можно быть более счастливым. Я тебя так люблю, моя прелестная дорогая жена. — Рейф нежно поцеловал ее округлый живот, затем снова прильнул к ее устам.

Генриетта обвила мужа руками.

— Докажи, как сильно ты меня любишь, — сказала она, поднимаясь ему навстречу.

— С удовольствием, — ответил Рейф.

И доказал.