— Но она, — продолжал он, — сказала, что мое имя назвала ей одна подруга. И я подумал, что это была ты. — Он посмотрел мне в глаза, ожидая ответа, и я еле заметно качнула головой. — Ты не давала ей мой номер?

— Не давала.

Он снова загляделся на море, словно что-то обдумывал.

— Так ты свозил ее на экскурсию? — наконец решила я привлечь его внимание.

— Ага. Прямо тогда же и свозил. Наличные были у нее с собой, больше, чем мне обычно платили, но я не в претензии. Она просила меня рассказать ей про острова — ну, знаешь, все эти байки, какие обычно травят на экскурсиях. — Он пожал плечами. — Видимо, за этим она и пришла ко мне.

На эти острова мы, местные, сбегали, когда хотелось вырваться куда-нибудь. Ставили лодку на якорь у берега и последние метры проплывали вместе с приливным течением. На одном острове стояла полуразрушенная ветхая хибарка; в последний раз, когда я видела ее, от нее остались одни стены. Но однажды кто-то привез туда камень, дерево и построил себе тайное убежище. Как-то раз мы с Коннором и Фейт провели там вечер, пережидая шторм.

— И куда ты ее возил? — спросила я.

— В три места. Сначала — в те два в заливе Шип-Боттом, потому что туристам обычно там нравится. Но ей хотелось еще куда-нибудь, где можно сойти с лодки, — по ее словам, она слышала, что здесь полным-полно тайных укрытий. И мы двинули к Подкове. — Услышав это, я невольно стиснула зубы, и он добавил поспешно, будто считал своим долгом оправдаться: — Я не покидал лодку.

Подковой местные называли изогнутую и узкую каменистую косу, поросшую деревьями, один конец которой раньше во время отлива соединялся с сушей отмелью — по крайней мере, так рассказывали. Волны разбивались о невидимое препятствие, образуя уединенную бухточку, излюбленное место как приезжих каякеров, так и местных жителей. Соединяющая полоска суши давным-давно была размыта, но мы часто делились историями о путниках, застигнутых там приливом.

— Так она добралась туда вплавь? — озадачилась я. Сэди не любила холодную воду. И яркое солнце. И ненадежные течения. И ей не нравилось оставаться одной.

— Ну да, вернее, добралась вброд с одним крошечным рюкзаком — я прикинул, что в нем, наверное, только телефон поместился, ну, может, еще полотенце. Был отлив, я встал на якорь, проще некуда. Но она не возвращалась так долго, что я задремал. А то бы наверняка встревожился. И проснулся от щелчка камеры в телефоне. Она стояла надо мной в купальнике и дрожала от холода. — Он провел ладонью в воздухе, словно знал ее очертания. Словно заложил их в память.

Но все это казалось бессмыслицей. Зачем Сэди понадобилось отправляться сюда вместе с Коннором? Я могла бы рассказать ей все, что она только пожелала бы узнать о здешних местах. Сама свозила бы ее сюда. Рассказывала же я ей не только всю историю города, но и свою собственную. Смешила ее, расписывая, как и сколько раз влипала, видела, как испуганно раскрылись ее глаза, когда нас застукали при попытке угнать на рассвете лодку от причала. Кое-какие уголки Литтлпорта могла бы показать ей только я, доказывая, на что способна. «Вам влетело?» — вновь услышала я ее вопрос, как наяву. И ощутила собственную улыбку, с которой ответила, что нет, не влетело. Мы же дети Литтлпорта, а своих принято защищать.

Может, Сэди и простила меня за то, что я сдала ее отцу, но по-прежнему не доверяла мне или доверяла, но не во всем. И приплыла сюда одна. Не сказав никому из нас ни слова — это был только ее секрет. И остался бы секретом, если бы Грег Рэндолф не увидел ее вместе с Коннором.

— И все?

— И все, — подтвердил он и стиснул зубы. Но я и не ждала, что он расскажет мне всю правду, да еще по прошествии такого долгого времени. — Не знаю, зачем она сделала мое фото. — Он сжал губы. — Мне хватает ума не связываться с семейками вроде этой. — И он посмотрел на меня так многозначительно, словно и в этом взгляде я должна была уловить скрытый смысл. — Вот почему я ничего не сказал полиции. Потому что из-за одной-единственной экскурсии я вдруг оказался в полной заднице.

— В полной заднице? Сэди погибла, Коннор, — я осеклась, не договорив.

Он вздрогнул.

— Сочувствую, Эйвери.

— У нее был твой номер.

— Она звонила мне после того раза. Я не ответил. Мне не понравилось… странно это выглядело, понимаешь? Зачем она туда ездила, чего хотела от меня. Для чего меня сфоткала. Ничего я не понимал. Поначалу я думал, это ты ее прислала, но…

На все у него был готов ответ. Он давал объяснения, не задумываясь, — и все же… Сэди побывала здесь за неделю до своей смерти. Если Коннор сказал правду, что она искала?

— А мне туда можно?

Он прищурился, не понимая.

— На остров. Пожалуйста. Отвези туда и меня.

* * *

За пределами укромной бухты волны стали выше, мои руки и шею осыпало мелкими, как пыль, солеными брызгами. Коннор направлялся к изогнутому подковой клочку земли, виднеющемуся вдалеке.

По мере приближения к нему стало ясно, что встречи с прошлым нам не избежать. Подкова приблизилась, увеличившись в размерах, и ловушка времени захлопнулась. Мы побывали здесь семь лет назад, перед самым началом летнего сезона.

Коннор явился ко мне в бабушкин дом. «Идем», — позвал он. Последние два дня я провела в четырех стенах. Я не спала, у меня тряслись руки, в доме царил беспорядок.

Когда мы садились с причала в лодку отца Коннора, я спросила: «А Фейт едет с нами?» — «Не-а, — отозвался он, — только мы». И улыбнулся, потупив глаза так, что я сразу все поняла.

Еще при бабушке к этому все и шло. Между мной и Коннором. Эту неизбежность замечали все, кроме нас. Всю свою жизнь мы наталкивались на понимающие взгляды и воспринимали их в штыки. А когда повзрослели — с игривыми толчками плечом или бедром, язвительными шутками, фальшивым смехом, закатыванием глаз. Потом однажды он словно моргнул дважды, вгляделся и прозрел, увидел нечто новое. И я увидела что-то, отраженное в его глазах, — то, что еще могло сбыться.

Прикосновения его руки стали рассчитанными. Как и озорной поцелуй на виду у всех в конце той прошедшей осени, когда мы пили на Брейкер-Бич, — он запрокинул мне голову назад и засмеялся, а в его глазах отразилось пламя костра. И я сказала: «И что? Это все? Значит, вот чего я ждала все эти годы?» И бросилась бежать прочь по пляжу прежде, чем он успел удержать меня, и мое сердце гулко колотилось.

А несколько часов спустя он спросил: «Так ты ждала?»

И мы приехали сюда с сумкой-холодильником пива, едой навынос из кулинарии и одеялом и добрались до островка вброд, подняв нашу ношу высоко над головой, чтобы не замочить. До еды и питья дело у нас так и не дошло, потому что я точно знала, что будет, слишком многое к этому вело. Но не смогла в то время ощутить ничего, кроме своей горечи. И разочарования оттого, что даже тогда он чего-то хотел от меня. И не понимал, что я к тому времени увязла так глубоко, что на его месте мог оказаться кто угодно.