Я подвела итоги и передала отчеты Гранту, ни словом не упомянув о том, в чем уже не сомневалась: виновата не я, а Сэди — строго говоря, она за старшую. Мне можно многое предъявить, но я не воровка. Я ни за что не стала бы рисковать всем, чего так старательно добивалась, ради ее беспричинного бунта.

Последовавший скандал разыгрался за закрытыми дверями, и я ни разу не расспрашивала Сэди о нем. А когда мне случалось упомянуть его, она затыкала мне рот. В то время я считала, что виной всему ее безбашенность. Как в случае с ее зацикленностью на смерти — стремление хоть чем-то привлечь внимание. Вечно она ходила по самому краю, проверяла, что еще ей сойдет с рук, и не задумывалась об оценке сопутствующего ущерба.

Весь месяц после этого она избегала меня, не отвечала на эсэмэски и звонки. И проявляла явный интерес к дружбе с Лус. Вместе с Паркером они составили трио, непроницаемое для остальных. Всего один месяц — и меня отлучили отовсюду, как уже случилось однажды раньше. Но на этот раз я была старше. Я умела предвидеть ход событий на три шага вперед и обратно, и точно знала, что Сэди сделает дальше, стоило ей только совершить очередной шаг.

Я оставила ей записку с извинением — рядом с коробкой ее любимой помадки. Прямо посередине ее стола, чтобы она точно увидела.

«Прошу прощения. Хотелось бы мне, чтобы такое не понадобилось».

Так что она должна была понять, что я не расстроилась и не стала относиться к ней хуже. Я понимала ее, конечно же понимала. Извиняться полагалось мне. Я сомневалась даже, что она вообще умеет просить прощения и раскаиваться. Но в этом и заключается любовь к кому-то — она идет в счет, только когда знаешь изъяны любимых, но тебе все равно.

В тот же самый вечер она прислала мне эсэмэску: «Эйви, мы выходим, давай с нами!» — больше не упоминала о случившемся, и я вернулась к ним; все сложилось замечательно.

Она постучалась ко мне в окно гостиной, прижалась к стеклу лицом — одной щекой и ореховым глазом, прищуренным от смеха. Мне она напомнила восемнадцатилетнюю Сэди; может, на это и был расчет. Я слышала на дорожке голоса Лус и Паркера.

Когда я открыла дверь, у Сэди в руке была бутылка водки. Она сама вытащила из моего кухонного шкафа несколько бокалов и плеснула в каждый не меньше двух стопок.

— А я думал, мы уходим, — сказал Паркер, возникая в открытых дверях.

— Так и есть. Через минуту. Не стой столбом, — отозвалась она, закатывая глаза так, чтобы видела только я. Лус прошла по комнате, как было велено, и поднесла бокал к губам.

— Стоп! — Сэди вскинула руку, и Лус застыла. — Дождись всех. — Мы взяли каждый свой бокал. — Вот-вот, — подхватила Сэди и чокнулась со мной. Ее глаза были огромными и немигающими, и мне казалось, я видела все, что отражалось в них, все, чего она так и не сказала.

— За нас, — объявила Лус, и Паркер эхом поддержал ее.

Я чувствовала, как отзвуки пульса забились в пальцах моих ног, рук, в голове. Сэди перевела на меня выжидательный взгляд. Молчание затягивалось, момент был дурманящим.

— Ну-ну, — ответила я, и она расплылась в улыбке.

* * *

В вечер своей смерти она забрела ко мне в комнату от нечего делать, или по крайней мере так мне тогда показалось. К тому времени наши отношения уже две недели как восстановились, и мне не хотелось пошатнуть этот непрочный фундамент. Если что-то и произошло, то я слишком сосредоточилась на работе, чтобы заметить.

Но с точки зрения Бьянки, все привела в действие я. Это из-за меня уволили Сэди. Я погубила ее. Отняла у нее работу. Выдала ее родителям. Подтолкнула к неизбежному итогу.

Стоя лицом к лицу с Бьянкой, я думала, что наконец-то поняла истинную причину, по которой Сэди брала деньги, и это был вовсе не бездумный бунт. А то, о чем она сказала, когда я с распростертыми объятиями приняла ее обратно в свою жизнь, — сказала, когда все мы сидели в «Логове». В дальнем углу бара смущенно посмеивающийся Паркер со стаканом участвовал в совещании по скайпу, про которое забыл напрочь.

«Паркер может уйти от ответа буквально в любом случае, о чем бы ни шла речь. А я даже просто уйти не могу», — сказала Сэди. Это был единственный момент, когда она упомянула о скандале, вызванном ее оплошностью.

Теперь, глядя назад, я поняла, что именно это упускала. Она рвалась прочь. Из лап Ломанов, от своей прежней жизни, каким угодно способом. Прочь — это куда глаза глядят, в бескрайние дебри. И потому запасалась деньгами. В этом вовсе не было моей вины. Нет, чтобы докопаться до виновника, надо было сделать еще несколько шагов назад.

— Это сделали вы, — я повысила голос, подступая к Бьянке. — Представить себе не могу, каково ей было расти в этом доме.

Скорбь того же рода владела мной несколько лет назад. Только она не утопила меня, а закалила. Я ничего не стала искать на самом дне, а вместо этого выпустила на свободу нечто.

Для перехода в наступление я была вооружена всеми сведениями, какие когда-то услышала от Сэди. Вроде того шепота, которым она сообщила мне первое о своей матери: «Все должны поклоняться в святилище Бьянки Ломан».

— Почему, думаете, она покончила с собой там? — спросила я. — В том месте, жить в котором вы так отчаянно стремились? Ведь там же было небезопасно — разве Грант не считал точно так же? Жить так близко к краю утесов? Но вы настояли на своем.

Давила и давила, пока не сломила сопротивление.

— Вот теперь и смотрите, что натворили, — заключила я. Меня трясло, в зеркале отражалось мое свирепое лицо. Неужели родители Сэди воспринимали ее только такой, какой хотели видеть, а не какой она была на самом деле?

Лицо Бьянки не изменилось. Осталось все той же маской бешенства.

— Вон, — сказала она. — Я так хочу. Выйди вон.

— Уже ухожу. — Я обошла ее, но она выбросила руку и схватила меня холодными пальцами за запястье, впиваясь ногтями в кожу, словно давая понять, что только усилием воли удерживается, чтобы не пустить мне кровь.

— Нет, — уточнила она. — Я имею в виду — вон из этой семьи. Вон из нашего дома. Дом один по Лэндинг-лейн для тебя отныне закрыт.

* * *

Ее слова имели силу. Но, когда я вернулась той ночью в Литтлпорт, прогнать меня оттуда было некому. Издалека все выглядело туманным и неопределенным.

Никто не звонил, никто не проверял. А время, как и расстояние, многое сглаживало.

Я продолжала присматривать за объектами, а деньги продолжали поступать на мой счет.

Это была ошибка. Считать, что это такая же ссора, как в любой семье. Когда слова со временем теряют силу, а эмоции гаснут.

* * *

Почти год я не знала, действительно ли Бьянка имела в виду то, что сказала. А теперь узнала наверняка.

Сбавляя скорость, я провела машину вниз с холма, миновала Брейкер-Бич и направилась к центру города. Как когда-то моя мама проезжала через город и искала причину остановиться. Все мое имущество лежало рядом в машине.