* * *

На следующий день к нам в гости приехал «космический академик». Отчет о потраченных средствах штука настолько секретная, что заслушивать его пришлось на минус втором этаже того же НИИ. Три нуднейших часа Егор Львович рассказывал мне, на что именно улетели две сотни миллионов рублей. После этого он посмотрел на меня фанатично горящими глазами и вкрадчиво спросил:

— Сережа, поговаривают, что ты хотел строить в этих краях атомную электростанцию?

— И сейчас хочу, — кивнул я. — Но товарищи из Министерства среднего машиностроения говорят, что потребные мощности пока выделить не в силах.

— Это если, так сказать, в сугубо гражданской конфигурации — энергию давать, — заговорщицки улыбнулся он. — Но, если помимо энергии она станет давать стране плутоний, уверен, мощности найдутся — были бы средства.

— Спасибо за лайфхак, Егор Львович, — испытав прилив энтузиазма, кивнул предвкушающий новые возможности ребенок.

— «Слом жизни»? — удивленно поднял он бровь.

— Взлом, — поправил я. — Способ добиться желаемого результата нестандартным путем.

— Есть же в русском языке слово «совет», — буркнул он. — А ты англицизмы странные пользуешь.

— Пользую, — подтвердил я и перевел тему. — А вам плутоний нужен?

— Плутоний всем нужен, — развел руками Егор Львович. — И коллегам, и армии, и союзникам экспортировать. И нам, само собой — без плутония космического аппарата не сделаешь. Вот, страница 731, — пролистал оставшуюся на столе стопку бумаг с отчетом. — Заказали двадцать три килограмма плутония-238 за девять миллионов рублей.

— Думал он дороже, — признался я. — Но, кажется, я вас понимаю, Егор Львович. Дефицит?

— Ждать придется минимум год, — кивнул он. — И это — максимум, который я смог выбить, задействовав все свои и твои связи и унизившись до банального взяточничества!

— Страница 462, три ящика французского коньяка? — грустно улыбнулся я.

Жалко деда — он, блин, в эмпириях летать должен, а приходится коньяк по кабинетам разносить.

— Хорошая память, — вздохнув, похвалил меня космический академик, взбодрился и развил мысль. — Строительство АЭС — дело не быстрое, но мы же планируем на десятилетия. Собственный плутоний нам нужен, Сережа. Всем нужен — на такую станцию мощности найдутся.

— Семнадцатого апреля в Москву лечу, — кивнул я. — Зайду к товарищам, поговорю.

— Обязательно поговори, — одобрил он и улыбнулся. — Хочешь на запуск АМС «Марс-3» посмотреть?

— Очень! — честно ответил я. — Когда?

— На двадцать восьмое мая назначен, — ответил Егор Львович. — Аппарат получился изумительный — четвертого с половиной, так сказать, поколения, с экспериментальной электроникой. Тут тебе спасибо нужно сказать, кибернетика в стране семимильными шагами развивается, — подмигнул и вооружился листочком и карандашом. — Состоит из орбитальной станции, которая останется на орбите Марса — связь обеспечивать — и спускаемого аппарата. Коллеги собираются осуществить мягкую посадку станции — первую в историю — и при помощи орбитальной станции принимать передаваемые аппаратом с поверхности данные, — объясняя, он набросал на листочке рисунок аппарата. — Смотри, основой орбитальной станции является блок баков главной двигательной установки цилиндрических блоков…

Через полтора часа, когда я легко смог бы защитить кандидатскую еще и по «марсианским» аппаратам — в дополнение к освоенным при первой встрече «венерианским» — Егор Львович попросил:

— Чертежик сожги.

— Обязательно, — понимающе кивнул я.

— Слабым местом в ходе экспериментов шестимесячной давности была навигационная система, — начав собирать отчет в оборудованный кодовым замком дипломат, поведал он. — Новая автоматика эту проблему теоретически решила — есть все шансы, что миссия будет успешной.

— Пока до Марса не долетит радоваться нельзя — а ну как сглазим? — улыбнулся я.

— Мы же материалисты! — погрозил мне пальцем космический академик.

— Из богоспасаемой страны! — хохотнул я.

Глава 25

Попался! На «потерянный» Вовкой «Тетрис» клюнул целый лейтенант КГБ, который с завидным простодушием понес игрушку не в бюро находок, а в английское посольство. Идиота поймали на выходе, пришили государственную измену и отправили в спецзону, лес валить до конца его дней. Такие вот нынче предатели — все тяжеловесы были упомянуты в «инфобомбе», поэтому и Поляков, и Резун, и Гордиевский уже давным-давно гниют в земле. Но и то хлеб — если у человека есть склонность к предательству, рано или поздно он предаст. Ну а «Тетрис» англичане с ехидными ухмылками — «ох уж эти пытающиеся выбрать свободу совки» — вернули в тот же день, у них в посольстве «база данных» имеющих интерес патентов имеется, проверили.

Виктор Беленко — угонщик МИГ-25П — тоже в «инфобомбе» был, поэтому его аккуратно подставили и отстранили от полетов навсегда. Где он сейчас — не знаю, но явно там, где никак навредить не сможет. С такими «товарищами» и врагов не надо — предал, семью бросил, и ради чего? Чтобы в «Волмарт» иметь возможность ходить? Да, в «СССР каноничном» изъянов столько было, что, если выстроить их в рядок и забить на достижения, грустно становится до тошноты, но вот такие вещи отмачивать может только полнейший мудак.

Ну а в реальности этой, где все идет привычно здорово, семнадцатого апреля я прибыл в Москву. Задач много, и в первую очередь, конечно, браться нужно за большое: идти выбивать АЭС. В прошлый свой визит я общался с высокоранговыми функционерами, но в этот раз решил пойти к самому главному — непосредственно Министру среднего машиностроения Ефиму Павловичу Славскому.

По пути я листал папочку и делился ее содержимым с Виталиной:

— Карьера у дедушки — он, кстати, аж прошлого века выпуска, 1898 года — невероятная. Вкалывать начал в четырнадцать лет, и не на одобренных для детей необременительных должностях, а от всей души — в шахтах Донбасса. В 18 году вступил в Партию и Красную армию. Гражданскую войну провел в Первой Конной армии, после чего, очень правильно разглядев башковитого парня, его отправили учиться на инженера. Дальше были заводы и «молотки» — в 36-м за дружбу с троцкистом вылетел из Партии, но вскоре товарищи из НКВД одумались и заменили «вылет» строгим выговором — такими кадрами, конечно, в те времена разбрасывались (что очень печально, но история вообще наука грустная), но здесь обошлось. В 45-м Ефим Павлович стал заместителем наркома цветной металлургии СССР, потом — замом начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР. Параллельно, с 47-го по 49-й был директором и главным инженером комбината №817 — тот самый «Маяк».

— Один из столпов нашего атомного щита, — выразила Вилочка «респект».

— И с тех пор темпов не сбавляет — развивает «ядерку» нашу во всех направлениях, за что Родина заслуженно одаривает его наградами, — закрыл я папочку и бросил на заднее сиденье. — Во человечище, а! Надо воевать — будет воевать. Надо учиться — будет учиться. Куда поставь — везде справится наилучшим образом. Самый, блин, настоящий Коммунист с вот-такенной заглавной «К»!

— Как в одноименном фильме, — с улыбкой кивнула Виталина.

— Именно! — хохотнул я. — Фильм замечательный — герой в нем в кои-то веки не агитка на ножках, а живой человек с железной волей и стремлением жить во имя Родины и населяющих ее людей. Кому-то из нынешней молодежи…

— Пф!

Проигнорировав фырканье вредины-Вилки, я продолжил:

—…Может показаться, что таких людей не бывает, но их ведь, блин, натурально миллионы из горнила Революции выходили! Сверхдержаву на дерьмовом человеческом материале без ограбления всего мира не выстроить — вот такие мастодонты, как Ефим Павлович потребны, — ощутил, как намокают глаза. — А потом х*уяк — европейские твари пришли, и эти миллионы лучших на планете людей полегли в первые годы войны.

— Хочешь в «Пингвин» заедем? — тихонько спросила девушка.

— Это — слезы восхищения, — улыбнулся ей я. — Осознания великого подвига предков! Они — напитывают решимостью не сбавлять обороты и укрепляют веру в нашу правоту!

— У тебя неплохо на предков равняться получается, — сделала мне очень-очень приятно девушка.

— Высшего ранга комплимент! — возрадовался я.

Притворяюсь — внутри неискоренимое чувство вины сидит: я же на все готовенькое пришел, с читами и послезнанием. А еще — внук Генерального. Ну какой из меня коммунист? Так, симулякр. Но на Виталину это выливать не стану — я же не нытик, меня утешать и жалеть не надо. Ай, долой бессмысленную рефлексию — каждую приятную секунду в этом мире отработаю в тройном размере! И так-то «дебет» уже гораздо солиднее «кредита»!

Министерство среднего машиностроения занимало средней этажности — иронично! — здание. Миновав украшенный колоннами главный вход и показав бабушке-вахтеру документы, на лифте поднялись на последний — двенадцатый — этаж. Ефим Павлович обитал в по рангу большом кабинете, где, помимо привычных картотечных шкафов, нашлась полка со стоящей на ней моделью атома.

— Прямо как в школе! — прокомментировал я. — Здравствуйте, Ефим Павлович, спасибо,