ворочаюсь до рассвета, а в четверг даже выхожу ночью на тихую улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Там я чувствую себя на своем месте, в безмолвной темноте поздней осенней ночи, стоя под бледно светящим желтым фонарем и выдувая изо рта облачка пара. Я кажусь себе настолько маленькой и незначительной в масштабе того мира, в котором существую, меньше песчинки в пустыне, меньше атома, что пугает и успокаивает меня одновременно. Думаю, имею ли я право на всю ту ложь, что создала, в тысячный раз корю себя, но волнение проходит с первой дождевой каплей – я лишь одна из семи миллиардов. И мало что значу. Я не спала нормально уже почти две недели, а последнюю неделю выживаю только на остатках корейского женьшеня и честно подумываю, вернуться на кофеиновую диету.

В среду олимпиада становится более увлекательной, команды всех стран-участников – Польши, России, Германии, Литвы, Латвии, Чехии – сидят за длинным столом и нажимают на забавную звенящую кнопку, если знают ответ на вопрос. Страсти накаляются до предела, и вот, конечно, благодаря нашей поддержке, в третий тур проходят Аглая и Димитрий вместе с польскими, немецкими и латышскими участниками.

– Я… предвижу… что вы займете какое-то место!

– Очень смешно, Вадик.

– Давайте снимем на видео какой-нибудь челлендж?

– Водой я обливаться не буду!

Так мы и проводим вечера, сидя в общей гостиной. Кто-то разговаривает с ребятами из других стран, кто-то переписывается с родителями… А я, снова в роли зрительницы, за всеми слежу, понимая, чего или кого мне недостает.

В пятницу у нас совершенно меняется настроение – у всего класса как у одного человека. Все становятся раздражительными, Аглая и Димитрий постоянно решают какие-то примеры, не обращая на нас внимания, и даже в отношениях Марты и Давида будто пробегает холодок.

Большой спортивный зал выглядит умопомрачительно – участники команд становятся настоящими фишками на игровом поле настольной игры. На полу расчерчены квадратики, а жюри конкурса бросает огромный мягкий кубик, чтобы узнать, на сколько клеточек нужно продвинуться игрокам. По пути им приходится решать задачи, а также отвечать на не совсем математические вопросы – нужно знать биографии ученых, факты из их жизни. В этом Аглае равных нет!

Первый час игры проносится, как ужаленная оводом лань, на втором часу мы уже потихоньку волнуемся, но на третьем все начинают сходить с ума от нетерпения. Наши ребята идут нос к носу с ребятами из Польши, но на последнем примере Димитрий становится не похож сам на себя, переживает и даже покрикивает на Глашу.

Во время праздничного фуршета после объявления победителей и позирования для фотографий мы стараемся приободрить друзей как только можем. Но из-за ужасного настроения у всех это получается из рук вон плохо. И тут мне приходит смс-сообщение от отца, который еще не вернулся домой, – они с дедушкой не приедут. Он тяжело заболел, а чем – папа умалчивает. Как же никчемно я себя чувствую!

– Глашка, Димка, молодцы! Принесли нам серебро!

– Ага, а хотелось бы золото…

– Вы же знаете, что все куплено! Сами и победили, как иначе.

– Конечно! Да-да.

– Зато, мои дорогие, вы принесли к нам в Академию олимпиаду на следующий год. Умницы! – Пока мы срываем свою злость на булочках, к нам подходит Анастасия Дмитриевна с благой целью – поднять всем настроение.

Вечером мы устраиваем настоящую вечеринку, на которой сонные мухи могут только побаловаться пиццей, сладостями и посмеяться при виде старых совместных фотографий. И я снова чувствую себя лишней.

В субботу мы отправляемся на шопинг, наконец-то отдельно от мальчиков. Мне совсем не хочется ходить по магазинам, потому что всю ночь я думала о болезни дедушки и о последнем выпитом пакетике женьшеня…

Мы заходим с девочками в Starbucks, и я заказываю большой американо. Горькая влага разливается внутри меня и становится кровью.

В старом городе, как обычно, людно, повсюду слышится не только польская, но и немецкая, русская, английская речь. Теперь я чувствую себя еще меньше, ведь так легко затеряться среди плотной толпы туристов, громких уличных музыкантов и спешащих жителей.

– Ну, покажи! Ну, Маришечка, покажи! Пожалуйста! Мы же не посмеем скопировать твое платье. Это грех на душу брать!

– Я же уже сказала – увидите на балу. Кстати, у кого еще ничего нет?

– У меня! У меня! – кричит Соня на всю улицу.

– Чего раньше не сказала?! Срочно нужно что-нибудь найти! – отвечает Леся, да так, будто это вопрос жизни и смерти.

– Поддерживаю, – Мари аккуратно поправляет свои короткие волосы, словно принимая вызов. – Но не что-нибудь. А произведение искусства.

Мы заходим в самую глубь старого города, на какие-то задворки со стороны пристани. Солнце то отгоняет от нас тучи, то, обессилев, проигрывает в раунде. Я иду в самом конце нашей процессии, чтобы лишний раз не показываться Марте на глаза.

– У меня такое ощущение, что нас ведут на разборку в темной подворотне, – шепчет Рита и плотно кутается в шарф.

– Я все слышу! Почти пришли.

Наконец, мы заходим в приятную лавочку, расположенную на первом этаже старого «пряничного» домика, рядом с фотоателье, нотариальной конторой и семейной клиникой. В витрине стоят два манекена, с ног до головы одетые в настоящие винтажные вещи богемного стиля. Внутри магазин оказывается гораздо больше, чем выглядит снаружи, настоящая TARDIS!

– Dzień dobry! (Добрый день!) – здоровается Мари.

– Dzień dobry! O, Pani Maria! Bardzo mi miło Pani widzieć, jeszcze i z koleżankami! Proszę, tu juz wybrałam dla Pani coś niesamowitego! (Добрый день! О, Мария! Очень приятно вас тут видеть, да еще и с подругами! Пожалуйста, я уже выбрала для вас нечто эдакое!)

Стильная женщина лет сорока в ярко-зеленом брючном костюме и коричневых ботильонах с квадратным носом, оказывается, знает Мари уже около пяти лет. Девушка раз в несколько месяцев приезжает в свой излюбленный сток-магазин, увозя пару больших пакетов, которые в будущем перешивает или использует в качестве дополнений к костюмам. По-настоящему завороженная своей стихией, Мари дает нам задание – найти что-то подходящее для «яркой Сониной личности» и удаляется в самую глубь магазина, будто для проведения священного обряда.

Девочки буквально сходят с ума и жалеют, что уже приобрели платья для бала. Всего через десять минут возвращается Мари и уверяет всех, что, если так будет суждено – нужная вещь найдет их сама.

– Маришечка, мы тут выбрали четыре платья, зацени.

– Не, ну эти два – совсем прошлый год. А вот оранжевое и то вишневое… Ну-ка, в примерочную!

Пока мы ждем Соню, я в который раз провожу руками по тканям, словно здороваясь с каждой вещью, спрашивая их историю, пока, наконец, не натыкаюсь в самом дальнем углу на портновский манекен. А точнее, на искрящуюся в холодном свете энергосберегающих ламп космическую материю, струями ниспадающую с него.

– Примерь. Если не твой размер, я подгоню. Ви? Ты с нами? – Мари усмехнулась и потрепала меня по плечу. – Я совсем не подумала, у тебя тоже платья нет?

Возвращаюсь к реальности и киваю. Как раз в этот момент из примерочной выпархивает воодушевленная Соня в бордовой органзе с рукавами-фонариками и асимметричной юбкой.

– Ну?! – Девочки со всех сторон нахваливают наряд, но все мы знаем, за кем из нас решающий голос.

– Меряй оранжевое. Я думаю, оно затмит это. А ты, Ви, – Мари вновь обернулась ко мне, – беги в соседнюю примерочную. Если вещь сама тебя заметила, привлекла твое внимание, закричала, взмолилась!.. То ее нужно как минимум примерить. Чтобы ей не было обидно.

– Całkowicie się zgadzam! (Полностью согласна!) – радостно объявляет пани Ольга и аккуратно снимает произведение швейного искусства с манекена. Но меня это вовсе не радует. Зачем этому платью было меня замечать?! Я не собиралась идти на бал! Я не люблю такие мероприятия, я даже танцевать не умею. Но, как говорится, за примерку денег не берут, верно?

Мари почти пинками заталкивает меня в просторную примерочную. Пани Ольга вешает платье на вешалку, и я, окинув его грустным взглядом, понимаю, что оно создано как раз для какой-нибудь Вивиан. Но не для Вивиан Ковальчик. Прозрачные рукава, облегающий сверкающий корсет и волшебная водопадная юбка, доходящая мне до середины икр.

Оно село идеально.

– Вау! Вау! Вау! – доносится снаружи.