школе и светильники умные, с датчиками, реагирующими на движения. Как только мы продвигаемся дальше, загораются боковые лампы, и мы оказываемся там, где бываем крайне редко, – у шкафчиков учеников средней школы.

– Ты в шкафчике? – кричит Голд.

– Да! Тут! – С обратной стороны дальнего шкафчика откуда-то слева доносятся удары о металл.

– Код! Какой код?

– 1528! – Голд очень торопится, набирает код и открывает дверцу. Изнутри вываливается…

– Тим! Ты как? Что за фигня?

У друга подбит правый глаз, поцарапана щека и сильно потрепана одежда. Я еле сдерживаю негодование, отряхиваю его, поправляю рубашку, приглаживаю волосы.

– Да это ничего. Спасибо вам, что открыли. А то бы до утра так просидел! – несмотря на свое состояние, улыбается Тим. – Ви, ты что, супергерой? Ты уже второй раз меня спасаешь!

– Второй раз?.. Сейчас же говори, кто тебя так.

– Да никто. Друзья.

– Друзья, Тим, так не делают. Если ты мне не скажешь, я узнаю сам. Одноклассники? – Тим закрывает шкафчик и продолжает отмалчиваться. – Да говори же! Надо сказать учителям, директору…

– Нет, Артур. Никому нельзя говорить. Ты не поймешь, – друг совершенно спокойно отвечает, будто репетировал эту фразу уже сто раз.

– Попробуй! Вдруг пойму!

– Я детдомовский. Мне нельзя влипать в неприятности. Им ничего не будет, они – детки богатых, как ты, как Ви. Простите уж за правду. А для меня это единственный шанс поступить в престижный вуз. Я прошел настоящий конкурс!

– Да, Тим. Я, может, и ребенок богатеньких родителей. Но я не идиот.

На лице Голда появляется тот самый звериный оскал, который я видела раньше, на уроке биологии. Смотрю и не верю, что это тот же парень, который рассказывал мне о смешных случаях из жизни класса еще пять минут назад. Он замечает, как Тим то и дело поглядывает в окно – там, внизу, стоят те самые ребята, что пытались избить его в сентябре. Один из них уже садится в подъехавший автомобиль.

– Это они?

Тим молчит, прямо как я. Голд не будет делать ничего глупого, верно? Я снова хватаю его за руку в надежде, что мне удастся его успокоить. Но он только отмахивается от меня, как от назойливой мухи, и, к моему ужасу, засучив рукава, срывается на смех, доносящийся с улицы.

– Артур! Артур, стой! – кричит вдогонку Тимофей. – Вивиан, помоги! Мне крышка! Ему крышка! Бежим!

Бегу за Тимом, молясь, чтобы Голд не взорвался. Пусть он припугнет ребят, но не больше. Насколько хорошо я его знаю? Вспоминаю, что говорили Анджела и Леся про его взрывоопасность, но тогда это мне показалось глупостью, чем-то совершенно невозможным, байкой из склепа…

Мы подбегаем к выходу, Тимофей колотит в дверь дяди Лени, привлекая его внимание. Я стою на крыльце и не могу заставить себя подойти ближе к скамейке.

– Вы думаете, это смешно? Для вас нормально издеваться над пацаном?

– Слушай, ты чего лезешь? Твое какое дело? – вызывающе спрашивает коренастый парень с растрепанными черными волосами.

– Вы побили моего друга, вот какое! За свои поступки надо отвечать.

– Якшаешься с детдомовскими? Ха! – ухмыляется его веснушчатый приятель.

– Слушай, я не против ответа за свои поступки. Но ты-то один из нас, должен понимать, где место мусора. Поучаствовал в ярмарке, и все – Пикассо!

Голд, на первый взгляд, соглашается с ним, улыбается и вовсе не собирается учинять междоусобицу.

– Да вы что, Артур – миротворец, сейчас все объяснит, делов-то! – успокаивает нас дядя Леня.

Но происходит непредвиденное. Или ожидаемое. Это с какой стороны посмотреть.

Не стирая с лица выражения дружелюбия, Голд накидывается на темноволосого парня, отправляет ему кулак прямо под глаз. Дальнейших движений я не вижу из-за того, что они оба оказываются на земле, Голд – спиной к нам. Тимофей тащит дядю Леню разнять их, а я смотрю на все, как зритель сериала, я безучастна и ничего не могу сделать. Но когда у дяди Лени не получается оторвать прилипшего к болтуну Артура, я поистине пугаюсь: что, если он его убьет?

Я вдруг становлюсь побочным персонажем этого сериала, хоть и говорю себе стоять на месте, но у сценариста для меня другая роль. Подбежав к дерущимся, я вижу уже приличное количество крови на лице обидчика Тима. Подъездная дорожка окрасилась в багровый цвет ярости.

Я не знаю, как остановить Голда, ведь у меня нет права голоса. Начинаю колотить его по спине, но это не помогает, словно Артур находится в коконе, им руководит только жажда мести. Тогда я решаюсь на крайние меры – останавливаю удар, присев на корточки, трясущейся рукой, так, что у Голда остается два пути – либо ударить и меня, либо остановиться.

И, слава богу, он выбирает второе. Я вижу, как в считанные секунды он из хищного зверя превращается в сожалеющего, ищущего раскаяния мальчика. Обычно дарующее мне надежду и вселяющее оптимизм, его лицо сейчас искажает гримаса ужаса, ужаса от осознания содеянного.

Но мне все равно. Ведь я не могу быть точно уверена, каким этот человек предстанет передо мной в следующую секунду. Я – туман, вокруг меня все в тумане. Встаю на ноги, двигаюсь в сторону ворот. Прохожу мимо Тима и на короткий миг приобнимаю его, сама не зная, утешая друга или же себя.

Уже за воротами вызываю такси, ждать придется около двадцати минут. Иду навстречу машине, потому что не могу оставаться на месте: хочется уйти как можно дальше от этого злачного места, от «академии» лжи, насилия и фальшивых людей. Отлично же ты вписалась в коллектив, Вивиан, пять с плюсом!

Иду по дорожке, которую можно назвать лишь насыпью, ведущей к трассе. Мимо примерно раз в пять минут проезжает какой-нибудь потерянный автомобиль, а я все иду и вдруг вспоминаю, что так и не поняла задачку по химии.

Должна ли я была что-то сделать? Успокоить Голда, сказать, что все будет хорошо? Солгать? Ведь я делаю это лучше, чем кто-либо. Но… кто он на самом деле?

Я видела двух совершенно разных людей: прилежного ученика, любящего выпечку, и свою младшую сестру, – и агрессивного, не умеющего контролировать себя хулигана.

Домой я еду в настоящем трансе, не слыша вопросов таксиста, не смотря на мир за окном. Я снова вернулась к роли зрителя.

Из Сашиной комнаты доносятся звуки игровой приставки. Бегу в родительскую спальню и ищу у мамы в тумбочке снотворное, которое она использует в крайних случаях. Баночка почти полная. Выбираю одну таблетку и иду на кухню, чтобы не повторить былой ошибки. Делю ее пополам и запиваю водой, представляя, как маленькая белая лодочка плывет навстречу своей гибели прямо в лапы коварного желудочного сока. Прямо как я.

Благодаря таблетке мне удается проспать до звонка будильника и почти забыть о том, что случилось вчера. Только лишь дикие, сумасбродные сны портят мне то, что можно было бы хоть как-то назвать отдыхом. И это порождает нескончаемую череду бессонных ночей, о которых я расскажу чуть позже… А пока…

Мне снится наш старый дом в Лондоне, моя детская комната и даже кафе-мороженое за углом, где я особенно любила ванильный пломбир с шоколадной крошкой. Потом мама вдруг начинает ругать меня за испорченное платье, а я уверяю ее в том, что это сделала не я.

– Who else could’ve done it? Someone else took your dress and ruined it, you naughty girl?! (Кто еще мог это сделать? Кто-то взял твое платье и испортил, вредная девчонка?)

– Yes! (Да!) – кричу я и смотрю на себя в зеркало. В нем я вижу себя в нынешнем возрасте, одетую в то самое кремовое платье в маленький красный цветочек. На нем порван один рукав-фонарик и оторвано кружево у подола юбки. Я улыбаюсь сама себе, но потом понимаю, что отражение в зеркале не повторяет движений за мной, оно живет само по себе.

– Зачем ты меня подставила?

– Не ври. Это ты сама сделала, Ви. Ты все всегда портишь сама. Тебе не нужна моя помощь.

– Что ты имеешь в виду? Что я порчу?

– Все. А теперь ты испортила