– Не буди, – шепчет Софья.

Сестра в тишине гостиной лежит на диване, смотрит телевизор в почти беззвучном режиме.

– Нет, нужно помочь ей добраться до кровати, – говорю я, сбрасывая куртку. – Она не выспится и с утра будет злой как собака.

Меня пошатывает.

– Это хотя бы истинное ее лицо, – замечает сестра.

– Ладно.

У меня нет сил спорить.

Я поднимаюсь в свою спальню и падаю на кровать. Ветер разогнал тучи, и небо озаряется россыпью тысяч огоньков. Звезды. Идеальная картина. По сути, небесные тела – единственное, что увлекало меня в школе. Ни танцы, ни рисование, ни кружок пения, в который мама отдавала меня в шестом классе, не справлялись с этой задачей. Мне просто было неинтересно.

А сейчас это происходит и с ними. Звезды больше не увлекают меня. Я устала. Мне ничего не интересно. Казалось, что в череде переездов я потеряла саму себя, перестала понимать, кто я и чего хочу. Может, та сумасшедшая, что целовала Кая на берегу у всех на виду, и была настоящей Анной?

Не знаю.

Я хочу подняться, чтобы принять душ, но у меня не получается. Звезды кружатся в небе, потолок пляшет, угрожая сорваться вниз и рухнуть мне на голову, а на моей коже светятся красным следы чужих губ. Засыпая, я думаю о том, что самое время взрослеть и становиться уже кем-то.

Кем?

– Какого черта? Где мой телефон? – кричит мама.

Из-за этого вопля я подскакиваю раньше звонка будильника.

– Откуда мне знать? – рычит Софья. – Вечно раскидываешь повсюду свои вещи! Вот же он, под твоей кофтой.

Я поднимаюсь. Голова трещит. Пытаясь справиться с головокружением, встаю. На мне все еще вчерашняя одежда, а значит, и макияж. Быстро раздевшись, прячу одежду под одеяло и бреду в душ.

– Если ты хочешь, чтобы я тебя подвезла, шевелись! – подгоняет мать сестру. – У меня сегодня сложный день на работе.

– Тогда, может, стоило лечь пораньше?

Я запираю дверь, чтобы не слышать их криков. Включаю воду, встаю под горячие струи.

– Анна, – раздается стук в дверь, – во сколько ты вчера пришла?

Я тру пальцами глаза. Жаль, средство для снятия макияжа осталось в комнате.

– В одиннадцать, – наугад называю я время.

За дверью тишина. Очевидно, мать силится вспомнить, что делала в это время.

– Не позже? – спрашивает она неуверенно.

– Мам, ты же сама ворчала, что тебе пришлось меня ждать. Помнишь? – убедительно вру я. – Я предлагала тебе пойти спать, но ты осталась на кухне.

– А, да… – Мама прочищает горло. – В общем, я на работу. Если тебя не нужно везти, то я беру только Софью.

– Нет, мы с Оливией поедем на великах.

– Хорошо.

Я улыбаюсь.

Оливия выходит без опоздания. На ней привычная одежда, плотные колготки, лицо занавешено волосами. Отец провожает ее строгим взглядом.

– Доброе утро, Отсо! – машу я.

– Привет, Анна, – хмуро отвечает он.

Мы все еще хорошие соседи. Даже если он злится, что я накрасила его дочь и потащила на вечеринку, с которой мы вернулись за полночь, – и то только потому, что он несколько раз ночью обрывал ее телефон.

– Ну как? – шепчу я.

Оливия закидывает сумку за спину и запрыгивает на велик. И только когда мы отъезжаем от дома, она поворачивается ко мне и смеется:

– Папа так ругался, что я думала, стены дома рухнут.

– Он был в ужасе?

– Еще бы! Я была пьяна!

– Как ты вообще что-то помнишь?

– Я от страха моментально протрезвела.

Мы смеемся всю дорогу до школы, и я ловлю себя на ощущении, что все в моей жизни начинает меняться.

На первом уроке я больше всего парюсь из-за Эмилии: если она сразу не налетит на меня и не вцепится в волосы, значит, есть шанс решить все миром. Но королева не спешит бросаться на неугодных, она делает вид, что меня не существует.

Однако же на геометрии, когда я стою у доски, она, хихикая, пытается подсказать мне неверное решение. Я игнорирую их с подружками шепотки и справляюсь с заданием на «отлично».

А вот ей приходится несладко: учитель вызывает ее следующей. Эмилии приходится краснеть, ведь она не знает, как доказать, что через прямую можно провести две различные плоскости. Упс. Но, даже несмотря на это, королева держится гордо: ей не пристало расстраиваться из-за неудач в учебе.

А вот что ее действительно расстраивает, так это то, что учитель английского снова рассаживает нас тем же образом. Эмилия пытается возмутиться, но быстро получает замечание.

Я сажусь рядом с Каем и разворачиваюсь к нему лицом. Мы тренируемся по карточкам, тема – модальные глаголы в косвенной речи. «Anya said, “What shall we give her as a gift?”» – зачитываю я, а Турунен пялится на мои коленки.

Наверное, трудно быть сразу и подающим надежды хоккеистом, и хулиганом, и душой компании, и похитителем девичьих сердец. Чтобы преуспевать во всем, определенно нужно иметь талант.

– Anya wondered what they should give her as a gift, – читает с карточки он, придвигаясь ближе.

Теперь наши коленки соприкасаются, и я отодвигаюсь.

– Я же знаю, что ты только притворяешься хорошей, прилежной девочкой, – бархатным голосом шепчет Кай, наклоняясь к моему лицу.

– А-ха-ха, – отворачиваюсь я, – это неверный перевод!

– Но это так, – добавляет он.

– Кто знает, – пожимаю плечами я.

Краем глаза замечаю, что Эмилия сверлит нас взглядом. Ощущение, что я играю с огнем, усиливается, но мне нравится все происходящее.

Позже, в столовой, я вижу, как эти двое ссорятся: она выговаривает что-то Каю, но тот прикрикивает на нее и силой усаживает к себе на колени. Целуя ее в шею, он смотрит на меня, а я отворачиваюсь, делая вид, что мне нет до них никакого дела. На данном этапе меня вполне устраивает, что Эмилия ощущает себя победительницей, – мне ни к чему открытый конфликт.

Это случается в тот день, когда Оливия остается после уроков работать в библиотеке. На полпути к дому со мной равняется автомобиль. Поняв, что он снизил скорость и теперь следует по пятам, я останавливаюсь.

– Прыгай, подвезу! – опускает стекло Кай.

– Я справлюсь сама. Мне недалеко.

– Брось, поехали со мной, – смеется он.

И наклоняется, чтобы лучше видеть мое лицо.

Я рассматриваю его. Широкие плечи, модная косуха, растрепанные волосы – все, что так привлекает девчонок нашей школы. В каждом его движении – сексуальная небрежность, даже в подергивании уголков губ. Любая была бы счастлива прокатиться с ним, но не каждая бы села – все опасались Эмилии.