ЭРНЕСТ: Наверняка было известно. Незадолго до того, как сестра Анахата покинула нас, в общину проникли некие люди, вооруженные камерами и записывающими устройствами. Непрошеные гости подкараулили сестру Анахату, когда та шла с утренней медитации. Утренняя медитация помогает братьям и сестрам раскрываться духовно, и после нее мы особенно уязвимы и беззащитны. После этого столкновения сестра Анахата вернулась к давно забытому саморазрушительному поведению.

Она, скорее всего, поправилась бы благодаря любви и поддержке своих братьев и сестер, однако на следующий день какая-то банда подростков нарушила нашу церемонию и принялась изрыгать злобные проклятия на сестру Анахату и остальных присутствующих. Нас всех это глубоко потрясло и ранило, сестру Анахату — в первую очередь. Члены «Общины жизненной силы» сделали все возможное, чтобы помочь ей в эти темные времена… Увы, к моему сожалению, мы так и не сумели спасти сестру Анахату.

Скажу честно, слова брата Эрнеста меня встревожили. И все же, проведя много-много часов в размышлениях, я пришла к выводу, что подкаст не виноват.

«Как же так, Поппи! — воскликнете вы. — Разве ты забыла о чужаках, которые прорывались на территорию ОЖС, преследовали и изводили Эрин Бурман? Разве они не фанаты твоего шоу?»

Верно, а потому заявляю официально: хотя я бесконечно благодарна за вашу необыкновенную поддержку и участие в подкасте, я ни в коем случае — ни в коем! — не хочу, чтобы мои слушатели вторгались в личную жизнь тех, кто связан с этим делом. Пожалуйста, помните, они — не выдуманные персонажи; речь о реальной жизни и реальных людях. Относитесь к ним с уважением, прошу вас.

Возможно, если бы не подкаст, никто бы не отыскал Эрин Бурман в поселении ОЖС. С другой стороны, может, и отыскал бы. Убийством Чака Бурмана интересуюсь не только я; мне просто достался самый большой интернет-ресурс. Я знаю не меньше двадцати сайтов — регулярно обновляемых, между прочим, — которые посвящены делу Чака Бурмана; а на CrimeJunkie.net часто всплывают конспирологические теории.

И давайте не забывать, что на самом деле убило Эрин Бурман. Это сделали не чужаки. Это сделали призраки ее собственного прошлого. В ОЖС она обрела покой, убежала от своих горестных воспоминаний — или просто спрятала их глубоко внутри, — но они так и остались частью нее. Все, знавшие Эрин Бурман, упоминали о ее душевной нестабильности. Даже брат Эрнест, чье общение с Эрин ограничивалось годами ее пребывания в секте поклонников солнечного света, разглядел в душе Эрин тьму.

Так вот. Я сожалею, если мой подкаст каким-то образом спровоцировал нападки на ранимую женщину, но уверенно заявляю, что он не виновен ни в чьей смерти.

Я сбилась с ритма при первом упоминании покойного дяди Денниса и попала ногой в выбоину на тротуаре, когда раздался голос дяди Джейсона. Меня так расстроил этот жаждущий славы самозванец, который взялся пересказывать мамину жизнь, что к началу разговора Поппи с Беверли Доддс Уайт я была вынуждена присесть на бордюр. Там я и провела следующие полчаса, внимая с ужасом и любопытством. Каждые две-три минуты я мысленно восклицала: «С меня хватит!», порывалась выключить подкаст — и слушала дальше, до конца.

В наушниках стало тихо, однако я не двинулась с места. Я была потрясена. Поппи Парнелл не винит себя в маминой смерти, а зря. Даже если теория Поппи верна, даже если Уоррен Кейв пожизненно сел в тюрьму за преступление, которого не совершил, а убийца папы остался на свободе… что ж, тогда это несправедливость, но для борьбы с ней существуют другие средства. Поппи не обратилась в юридические инстанции, она предпочла превратить трагическую папину смерть в шоу.

Я, наверное, просидела бы на этом бордюре весь день, лелея черные мысли о Поппи, но ко мне вышел хозяин соседнего дома, вынес бутылку воды и поинтересовался моим самочувствием. Я решила, что пора возвращаться к тете.

— Долгая пробежка, — добродушно заметил Калеб, когда я переступила порог дома.

Я машинально кивнула, все еще переваривая услышанное.

— Ты не заболела, милая? — Калеб озабоченно пощупал мой лоб. — Бледная что-то.

Первым побуждением было ответить, что все в порядке, потом я вспомнила о своем решении быть с Калебом честной. Не успела я открыть рот и рассказать о подкасте, как в прихожую вошла тетя. Я сразу передумала откровенничать. Если она еще не знает о спецвыпуске про маму, то лучше пусть недобрым вестником выступит кто-нибудь другой, а не я.

— Я в порядке. — Ложь оказалась горьковатой на вкус. — Видимо, переусердствовала. Голова немного кружится. Приму горячий душ и сразу взбодрюсь.

— Не зря я сомневаюсь в пользе бега. — Тетя похлопала себя по мягкому животу.

— Ты нас всех переживешь, — с притворной веселостью сказала я. — Калеб, пойдем наверх, поможешь мне?

В спальне я плотно закрыла дверь и опустилась на кровать, борясь со слезами. Калеб сел рядом, под его весом матрас чуть прогнулся, мое бедро коснулось бедра Калеба, и я безотчетно опустила голову на его твердое плечо. Он, к моему огорчению, помедлил, затем все же прижал мою голову ладонью к себе и принялся ласково перебирать волосы.

— Я хочу быть честной, — приглушенно сообщила я в плечо Калеба. — Только боюсь твоей реакции.

Он напрягся, рука замерла.

— Реакции на что?

Я решительно вздохнула, села ровно, посмотрела Калебу в глаза. С горечью увидела в них настороженность, ощутила раскаяние за то, что дала повод в себе сомневаться. Загасила жгучую боль в сердце и начала:

— Утром Поппи Парнелл выложила специальный выпуск. Мне тяжело слушать каждую серию, сам понимаешь, — из самого страшного события моей жизни Поппи сделала всеобщее развлечение, — но сегодняшний выпуск был самым трудным.

Калеб сжал мою ладонь. Воодушевленная его поддержкой, я продолжала:

— Серия полностью про маму: ее детство, душевное здоровье, секту… Поппи могла бы рассказать про маму много разного, а рассказала лишь о ее сложностях и странностях. Очевидная попытка уйти от ответственности, ведь Поппи сыграла немалую роль в мамином самоубийстве. Она хочет выпутаться из неприятной ситуации и ради этого изображает маму сумасшедшей.

— Ох, Джо… — Калеб поморщился. — Представляю, каково тебе такое слушать…

— Это еще полбеды. Настоящая беда в том, что журналистка права. В известном смысле, по крайней мере. У мамы… имелись проблемы. Отчасти потому я тебе о ней и не рассказывала. Больно было…

Калеб медленно, нежно описывал большим пальцем круги на моей ладони.

— А сейчас хочешь рассказать?

Я нервно сглотнула, кивнула.

— Да. Если ты хочешь послушать.

— Конечно хочу, — негромко ответил Калеб.

Я поведала ему о маме все, что пришло на ум: о ее неземной красоте лесной нимфы, о волшебных играх, которые она устраивала для нас в хорошие дни, — и о днях плохих, когда мама запиралась в спальне или домике для игр. Я описала наш тринадцатый день рождения и испеченный мамой восхитительный трехъярусный торт с марципановыми фигурками; затем описала, как она расколотила все стаканы в буфете.