Это сестра Бобби – ее тетя Нелл – писала в детстве, иначе это невероятное совпадение. Вполне логично, что они с Элис были лучшими подругами: ведь они ровесницы, к тому же жили по соседству.

Уиллоу снова перечитала записку, на сей раз внимательнее, пытаясь погрузиться в прошлое, представить девочку, которая это писала. Это было грустное письмо к подруге, и Уиллоу ощутила теплоту, всматриваясь в детский почерк. Записка была будто приветом от Элис и Нелл, сестры Бобби, маленьким окном в их мир.

Уиллоу собралась положить ее обратно в блокнот, но не могла с ней расстаться. Записка казалась билетом в прошлое, к Элис, Нелл и всему, о чем она отчаянно хотела узнать, сколько себя помнила. Если бы она сумела попасть туда и поговорить с Нелл, то сделала бы это немедленно. Уиллоу не понимала, как может так сильно скучать по девочке, которую никогда не знала.

Уиллоу покосилась на стойку, быстро приняв решение, и, убедившись, что сотрудница не смотрит, сунула записку в карман.

– Вы еще просили какие-нибудь статьи о Тессе Джеймс, – приветливо произнесла женщина, когда Уиллоу приблизилась, терзаясь угрызениями совести за свой поступок. – Их нашлось довольно много, я распечатала для вас несколько. Но, вероятно, вы захотите вернуться в другой раз, чтобы прочитать остальное.

Уиллоу поблагодарила ее и взглянула на статью, лежащую на вершине стопки. Из «Сассекс таймс», за февраль 1950 года: «Осужденная акушерка была невиновна? Эксклюзивный материал от Милли Грин».

Уиллоу вышла на дорогу перед многоквартирным домом своего отца, и проезжающий мимо водитель резко нажал на клаксон. Она отпрыгнула назад, автомобиль с ревом пронесся мимо, стук ее сердца отдавался в ушах. Уиллоу была слишком погружена в свои мысли, подавлена прошедшим днем. Посмотрев в обе стороны, Уиллоу снова выбралась на дорогу, пытаясь успокоиться. Зазвонил телефон в сумке, и, зная, что это, вероятно, Чарли хочет узнать, как дела, она оставила звонок без ответа. Уиллоу не собиралась лгать ему или объяснять что-либо по телефону. Она надеялась, что после разговора с отцом почувствует себя лучше и перезвонит ему.

Но Уиллоу боялась рассказывать отцу о своей работе.

Она стала подниматься по ступенькам в его квартиру, и от запаха мочи на лестничной клетке вновь накатила тошнота. Городскому совету потребовалось довольно много времени, чтобы подыскать отцу какое-то жилье, и на первых порах после его выхода из тюрьмы казалось, что ему придется остаться с ней, чтобы не оказаться на улице. Однако вскоре ему нашли обветшалую квартирку с одной спальней, и, хотя она была не слишком уютной, Уиллоу купила отцу мебель и посуду в местном благотворительном магазине и они вместе покрасили гостиную и спальню. Она почувствовала себя лучше, зная, что отец устроен и что пока ему удается держаться подальше от неприятностей, офицер по надзору не станет ему досаждать.

Уиллоу добралась до его коридора и принялась репетировать разговор. Ее мысли вернулись к встрече с сотрудницей по связям с семьей, которая беседовала с ней перед условно-досрочным освобождением Бобби.

«Мы знаем, что у вас с отцом напряженные отношения, но он должен иметь постоянный адрес, иначе мы не сможем освободить его. Вы – его последняя надежда. Если вы не согласитесь принять его, решение об освобождении придется отозвать».

Уиллоу заверила, что, конечно, примет отца, но призналась, что порой с ним бывает сложно общаться.

«Мы того же мнения, – заметила сотрудница. – Мы всячески стремимся наладить отношения с подопечными, но некоторым людям не нравится система, они отрицают наши порядки и не желают взаимодействовать с администрацией. Ваш отец – один из таких».

«Можно вас кое о чем спросить? Почему его не выпустили раньше? Я имею в виду, что обычно люди отбывают лишь половину срока, верно?» – Уиллоу чувствовала себя предательницей, обсуждая своего отца с незнакомым человеком.

«Поведение вашего отца в тюрьме – возможная причина того, что он пробыл там дольше, чем следовало. Он склонен к конфронтации, борется с авторитетами и не следует правилам».

«Но почему он усложняет себе жизнь больше, чем это необходимо?»

Женщина выдержала паузу и посмотрела на своего коллегу, а потом снова на Уиллоу. «Поскольку он отбывал длительный срок, то проходил психологическое обследование, и у него выявили старую психотравму».

«С тех времен, когда он содержался в исправительном центре для несовершеннолетних?» – уточнила Уиллоу.

Женщина кивнула. «К сожалению, когда люди находятся в исправительных учреждениях так долго, как ваш отец, у них возникает искаженный взгляд на мир. Они ни в чем не виноваты; у них на все найдется оправдание, мол, если бы не случилось вот этого или этот человек не подвел бы меня, все было бы хорошо. Не позволяйте отцу заставить вас чувствовать себя виноватой».

Уиллоу кивнула. Это звучало знакомо.

«И очень часто за это расплачиваются члены семьи. В определенном смысле вы тоже жертва, измученная постоянными оскорблениями и нарушенными обещаниями».

«Я знаю, что отец старается изо всех сил. Хочу помочь ему. Теперь только мы двое есть друг у друга».

«Рада это слышать, Уиллоу, но вы должны защищать себя. Какое-то время ему может быть трудно смотреть на проблемы с вашей точки зрения. Тюрьма заставляет людей сосредоточиться на себе, и им сложно осознать, что другие люди воспринимают мир по-своему».

Уиллоу кивнула.

«Мы всегда рядом, чтобы поддержать вас, если нужно будет поговорить с нами. Реинтегрироваться в общество нелегко, и ему понадобится помощь. Он провел в исправительных учреждениях бо́льшую часть жизни. Многие рецидивисты могут вести себя совсем как дети. Они ожидают, что все должно соответствовать их желаниям, и не слишком уступчивы».

«Понимаю», – кивнула Уиллоу, чувствуя себя неловко.

Ей объяснили, каким может быть поведение отца, и предупредили, что на него наложены определенные запреты и он не должен общаться с некоторыми людьми или ходить в центр города. Она будет обязана сообщить, если отец не соблюдает условия своего испытательного срока, нарушает комендантский час или много пьет. И по мере приближения даты его освобождения Уиллоу начала терять сон, беспокоясь о том, что ее дом больше не будет для нее надежным убежищем. Она сделает что-то не так, скажет что-нибудь, что расстроит отца, и он нарушит правила и вернется в тюрьму. Поэтому, когда Уиллоу позвонили за два дня до того, как отец должен был приехать к ней, и сообщили, что ему дают муниципальную квартиру, она заплакала от облегчения.

Теперь, стоя перед его входной дверью, Уиллоу подняла руку и глубоко вздохнула, а затем постучала три раза. Она слышала, как в квартире работает телевизор, но отец не ответил на ее сообщение, в котором она предупреждала, что приедет, так что, возможно, он будет удивлен, увидев дочь. У нее тревожно засосало под ложечкой. Уиллоу хотела постучать снова, как вдруг дверь открылась, и на пороге, в толстовке и шортах, возник отец.