«Вот поэтому вы и убийства не раскрываете, — с тоскойподумала Настя. — Вы не вникаете, не связываете одно с другим, ничего незапоминаете и ничем не интересуетесь».

— Мне стало известно, что Алла Ивановна была близка сЕремеевым, — сухо сказала она. — И кроме того, она в силу профессиидолжна неплохо разбираться в психопатологии, если таковая у Еремеева имеется.Поэтому мне нужно обязательно с ней поговорить. Вы можете помочь ее найти исвязаться с ней?

— Да, конечно, — удрученно пробормоталДмитрий, — я ее найду.

Насте вдруг стало жалко его, такого большого, сильного итакого смущенного и словно раздавленного собственной оплошностью. Наверное,именно этим провинциалы и отличаются от столичных сыскарей: тех в чем ни уличи,хоть в оплошности, хоть в преступлении, — им по барабану, будут смотреть яснымиглазами и улыбаться как ни в чем не бывало.

Они выпили еще по две чашки чаю, прикончили коробку спирожными, обменялись кое-какой информацией, поделились друг с другомсоображениями и расстались вполне довольные. Так, во всяком случае, показалосьНасте Каменской.

* * *

Она спохватилась, что обещала Подружке с утра зайти, атеперь уже почти полдень. Спохватилась — и тут же осеклась. Господи, о чем онадумает? Разве собака может понимать человеческую речь настолько, чтобы ждатьНастю с самого утра? Она наверняка только чувствует интонацию, не более того.Но все равно ей было стыдно за невольный обман, и она решила все-таки сбегать взверинец хотя бы на несколько минут. «Я только поглажу ее, — твердила себеНастя, судорожно натягивая куртку и ботинки, — только поглажу — и сразузаймусь делами».

На улице валил снег. Он стоял перед глазами кружевнойпеленой, мешал смотреть, оседал на ресницах, стекал мокрыми каплями по щекам ине закрытым шарфом участкам шеи. Настя шла из флигеля по аллее, думая о том,что только в детстве видела так много белого, пушистого и чистого снега. ВМоскве почему-то всегда грязно, даже если снега много, и нет ощущения настоящейзимы, а только тягостное ощущение неубранности и захламленности, а ещенастойчивые мысли о том, что теперь из-за пробок никуда не проедешь. В МосквеНастя не любит снегопадов и боится их, а здесь, в тихом провинциальном городе,в старинной усадьбе, кажется, что нет ничего прекраснее бесшумно и мягкопадающего снега.

Подружка ждала ее, стоя у решетки вольера. Увидев Настю,собака завиляла хвостом, и Насте даже показалось, что она улыбнулась. Впрочем,собаки ведь не умеют улыбаться. Наверное, просто показалось.

— Прости, — покаянно сказала Настя, выпускаяПодружку в проход, — я заработалась, заболталась и не успела к тебевовремя. А ты меня ждала, да? Ты меня ждала, хорошая собака, умная собака,самая лучшая собака на свете…

Собака ластилась, терлась об ноги и норовила лизнутьприсевшую на корточки Настю в лицо. В кармане куртки зазвенел мобильник, звонилВторушин, который сообщил, что в Санкт-Петербурге никакого доктора историческихнаук по имени Аркадий Вольдемарович не обнаружилось.

— Почему-то я так и думала, — пробормоталаНастя. — Спасибо. А в томилинских гостиницах вы его поискали?

— Естественно, — в голосе Вторушина зазвучаловысокомерие. — У нас всего две гостиницы, так что это было нетрудно. Ничемне могу порадовать. Вероятно, ваш Аркадий Вольдемарович останавливался дома усвоих знакомых. Или у него паспорт совсем на другое имя.

Настя собралась было уходить из зверинца, но Подружка таккрепко прижималась к ней горячим лохматым телом, что невозможно былооторваться. Ладно, все равно надо позвонить, можно и отсюда. Пусть несчастноеживотное еще минутку порадуется.

Она позвонила Чистякову.

— Лешик, ты все еще член ВАКа?

— Пока не выгнали, — усмехнулся муж — А что, укого-то проблемы с диссертацией?

— Нет, это у меня проблема со свидетелем. Ты можешьполучить доступ к базе данных?

— Легко. А что нужно?

— Некий доктор исторических наук по имени АркадийВольдемарович, фамилии не знаю.

— Ну ты даешь! Он что, страшный убийца и растлительмалолетних?

— Нет, он, скорее всего, пособник. Леш, ты мнепоможешь?

— Да куда ж я денусь, помогу, чем смогу. А ты почемутак тяжело дышишь? У тебя одышка? Ты простудилась?

В голосе Алексея зазвучала тревога, и Настя улыбнулась. Какхорошо, что он есть, такой любимый, такой родной, такой заботливый и такойнадежный.

— Я сижу на корточках, мне неудобно, — объяснилаона. — Поэтому и дышу тяжело.

— А почему ты сидишь на корточках? — строгодопрашивал Алексей.

— Потому что я играю с собакой.

— С собакой? Это что-то новенькое. Откуда пес?

— Он бездомный, я его развлекаю. И вообще, это не он, аона.

— А, ну тогда ладно, — успокоился Чистяков. —Если она — тогда совсем другое дело. И как срочно тебе нужна информация?

— Чем скорее, тем лучше. Если честно, то я уверена, чтоникакого историка Аркадия Вольдемаровича нет в природе, но мне нужно бытьуверенной на сто процентов.

— Ладно, я понял. Хотел сегодня поваляться на диване скнижкой, но, видно, придется складывать себя в штаны и тащиться в ВАК.

— Спасибо, Леш, ты настоящий друг.

Она усилием воли заставила себя распрощаться с Подружкой,которая уныло поплелась в угол вольера и оттуда смотрела на Настю с немымукором, и отправилась в главный дом: на сегодня Настя запланировала встречу сглавным бухгалтером и по совместительству кадровиком Верой АлексеевнойБегорской.

Кабинет Веры Алексеевны находился рядом с кабинетомБегорского, у них была общая приемная, в которой никакого секретаря не было,судя по всему, никогда. Мягкие кресла для тех, кто ждет приема, много растенийв горшках и никаких столов и сейфов.

Вера Алексеевна оказалась очень приятной женщиной, но большевсего Настю удивило то, что она выглядела значительно моложе Тамары и самогоАндрея Сергеевича. Она почему-то думала, что первая жена всегда должна бытьстарше четвертой.

Вера знала все и про всех, она работала в клубе с самогопервого дня, поэтому могла подробно отвечать на все Настины вопросы. Да, послепубликации статьи в «Томилинском курьере» уволились три человека: бухгалтер,уборщица и повариха. Вера была убеждена, что все направлено против Бегорского,что его пытаются выжить из усадьбы и оба убийства связаны именно с этим, авовсе не с попытками вернуть усадьбу законным наследникам. Те трое сотрудников,которые уволились, боялись, что скоро начнут убивать не только членов клуба, нои тех, кто работает в «Золотом веке». Они поверили в статью и в содержащийся вней прозрачный намек на наследника, воюющего за свою усадьбу. Сама же ВераАлексеевна в маньяка не верила и считала все произошедшее единым планом,направленным против ее бывшего мужа.