Яровой остановился. Стряхнув воспоминания, поднял находку. Где он видел эту странную кепку? Уши пришиты наглухо. Машинкой. У охинцев таких нет. И в продаже здесь не появлялись никогда подобные. Аркадий внимательно рассматривал кепку.

Кожаный ободок истерт. Козырек обтрепан.

— У кого я видел ее? — силился вспомнить Яровой.

То, что такие кепки — серые, в мелкую клетку, носили в Магадане, он вспомнил сразу. Но это значит — кто-то оттуда появился здесь. Обычно такой покрой предпочитали бывшие зэки. Такие кепки годились на любую погоду и время года. Защищали от ветра и дождя, от комаров и снега.

Эта провалялась тут всю ночь. Насквозь промокла. Хотя хозяин любил ее и носил, не снимая, судя по всему. Вон как выгорела на солнце макушка и внешняя сторона козырька. Неужели, так дорожа, выкинул без сожаления? Но почему именно здесь, на кладбище?

Ведь не ехал сюда человек из Магадана только для того, чтобы здесь выбросить кепку?

Яровой рассматривал серый замусоленный подклад.

Да, хозяина опрятным не назовешь. За собою не следил. Редко мыл голову. В шве козырька, защищенном дермантином, перхоть забилась.

«Лысый черт. Оттого и облысел, что мыться не любил», — подумал Аркадий, тщетно отыскивая хоть один волос. Не один, несколько их, сыскал он в затылочном шве.

Серые, истонченные, они впились в материал, слились с цветом кепки.

«Такие волосы бывают у тех, кто много времени не был на солнце и на воздухе. Такие волосы бывают у зэка. Тонкие, как паутина, они не защищают голову от дождей и холодов. Странно, почему ее хозяин оказался за оградой кладбища? Значит, не из похоронной процессии. Но что он тут делал? Кепка целая. Нигде не порвана. Ни одного трупа здесь не находили. Последние трупы найдены далеко от кладбища. А тут — кепка?

Но странно, опять это седьмое чувство подсказывает: неспроста кепчонка эта здесь, неспроста…»

Аркадий всматривался: ни следов крови, ни вытоптанной землн. Хотя в кустах сохранился размытый громадный след ботинка. Не так уж далеко от кепки. Но размер кепки свидетельствует о вероятности небольшого роста ее владельца. Что мог делать этот, в кустах? Может, прятался. Ждал. Не хозяина ли кепки?

Аркадий вглядывался в каждую травинку. Вот на одной брызги крови, их не смыл дождь. Листья с внутренней стороны сплошь в красных каплях. Даже побуреть не успели.

Яровой взял кепку и тихо пошел по дорожке.

Странно. Здесь уже три года не хоронят покойных. А земля на могиле свежая. Ни травинки не проросло. С песком вперемешку. А песок лишь неделю назад завезли сюда. Об этом в райисполкоме недавно разговор шел. Жаловались люди, что после дождя по дорожкам — не пройти. Глина, грязь…

Здесь, в этой могиле, похоронен старый почтальон. Никого из родни у него не осталось в Охе. Дети — на материке. Жена на сопке похоронена. Еще недавно видел, когда погибшего пограничника хоронили, что провалилась могилка. А теперь засыпана. Правда, небрежно, не заботливыми — чужими руками. И будто выше стала она. Да и верх неровный. Горбатый какой-то. Земля накидана комьями, наспех. Словно спьяну, либо сослепу кто-то могилу подправлял.

«Надо проверить, открыть могилу. Что-то очень изменилась она, — обошел Яровой неровный горбатый холмик со всех сторон. — Здесь воры побывали вчера, — крепла уверенность. — Возможно, и подкинули к почтальону соседа…»

Вернувшись к себе в кабинет, позвонил прокурору.

Решено было проверить версию. И, чтобы не привлекать внимания, раскопать могилу на следующий день ранним утром, когда все жители города еще спали.

Два трупа, закопанные в могиле, еще не успели покрыться темными пятнами, характерными для тех, кто похоронен давно. Без гробов. В спешке. В одежде обоих документов не оказалось. Установили по спецкартотеке. Там в фас и профиль — фотографии отбывавших наказание по приговору суда.

Установить убийц. Найти и обезвредить! Эти предписания уже в которой раз были объявлены приказами в милиции и прокуратуре.

А Берендей сказал кентам:

— Жадность фрайера губит. Кляп без общака из Охи не уйдет.

Привидение решил срочно подыскать подходящее жилье для себя и кентов. Ветхий деревянный домишко женщины-геолога не внушал больше доверия главарю. Опасался, что подпустит

Кляп красного петуха в отместку за отнятый общак. И не станет ни денег, ни жизни.

К тому же место нужно выбрать поудаленнее, понадежнее. Чтоб и спать и гулять там, не привлекая ничьего внимания.

Привидение уже к вечеру нашел такой дом. На самой окраине на Дамире.[18]И незаметно обосновался там всей «малиной».

У Привидения было свое незыблемое правило: где живешь — гам не срешь. И он всегда его придерживался. И отныне на Дамир не ступала нога Дамочкиных кентов, на откуп которым была отдана Фебралитка.

Для понта соседям хозяином дома подставили старого кента, доживающего свой век. Все остальные — его сыновья, которых и мельком никто не успевал рассмотреть.

Старый кент даже мечтать не мог о таком доме. Проспавший всю жизнь на железных шконках, теперь он ночевал в кладовке на тюфяке под ватным одеялом, оставшимся от Прежних хозяев, спустивших дом за полцены и уехавших доживать свой век на материк. Они в один день переоформили дом на старика, подмазав, уговорив, упросив кого надо.

Старик теперь не раз вспоминал их добрым словом за оставленный уют и тепло.

Привидение радовался тому, что все подходы к дому были — как на ладони, со всех четырех сторон. В просторных комнатах хватало места. Была и маленькая, укромная, словно специально устроенная для разговоров с глазу на глаз.

Кирпичные стены, черепичная крыша, — все здесь было прочно. Вот только от чего-то в последнее время стала поскуливать душа Привидения. Такое начиналось у него перед большой бедой.

По откуда ей взяться? Ведь и лягавые не ходят в хвосте, и дела ему следчие не могут приклеить. И для Кляпа недоступен стал. И деньги — мешками! Чего не хватает? Дыши! Так нет, скулит проклятая, как пес над жмуром.

Сколько дней прошло, а страх внутри все холодит. И Кляп— словно сквозь землю провалился! — не объявляется нигде. Тишь п благодать. Пей да жри! Копи силушку.

Но Привидение знает — после каждого штиля бывает буря. Она за каждый день затишья тройную плату сорвет, с процентами взыщет за всякий миг отдыха.

Привидение уже знал, как сфаловался Дядя на половину общака. Как Кляп жаловался медвежатнику на неверных кентов, так и не узнавших, что единственного из уцелевших, Гниду, убьет своими руками.

Но после стычки на погосте не навещал Дядю Кляп. И в городе стало тихо. Прекратились разбои и на периферии, словно никогда не водилось в Охе фартовых.