Карниваль оцепенел, глядя на Иву со смесью ужаса и отвращения.

— Я недооценил вас, мисс Ива… вам действительно известно немало.

— Да, пожалуй, милорд. Но я жду ответов.

— Хорошо же, — лорд Карниваль взял паузу, чтобы собраться с силами. — Я расскажу вам. Смотрите, как бы вы сами не пожалели об этом.

— Начните с того, как вам пришла в голову идея собрать вашу священную триаду, — требовательно перебила прорицательница, незаметно перекладывая зеркало за свою спину, в подушки, лежавшие на козетке.

— Ах, вот как, мисс Ива. Ну, что же. Большую часть своей жизни я не задумывался ни о жизни, ни о смерти. Меня считают одним из богатейших людей Англии. По крайней мере, так и было до пожара. Но и теперь я далеко не беден. Но это богатство я получил в наследство, в нём нет ни малейшей моей заслуги. Скорее, наоборот — оно с детства извращало мой характер и убивало во мне волю к любой деятельности. С юности я упивался им, покупал бесполезные побрякушки, собирал модные картины, прожигал жизнь и сумасбродничал так, что у меня самого возникло ощущение, что я — всесилен. Ни семья, ни общество не могли сдержать моего нрава. Это было опьяняющее чувство. Но оно было фальшивым.

Я понял это слишком поздно. Я полагал, что деньги дают совершенную власть, но я ошибся. И первым камнем преткновения стала моя же семья! После смерти моей матери отец женился вновь, и у меня появился сводный брат. Бертран, ублюдок и ничтожество, сын моей мачехи, алчной бесстыдной твари. Он отравлял мою жизнь самим своим существованием. Отец был к нему благосклонен, в обществе его считали милейшим юношей, его ничтожные таланты превозносились обществом до небес! Я с детства имел совершенно чёткое намерение избавиться от его присутствия, как только отец покинет нас (а отец был уже довольно стар) — о, нет, речь не шла о смертоубийстве. Вернее — речь шла не о прямом смертоубийстве. Я хотел отправить его куда-нибудь в колонии, к дикарям и жёлтой лихорадке. Но когда отца не стало и я смог приступить к осуществлению своего плана, я столкнулся с его невероятным упорством. Он не желал покидать Англию. Упирался, как кабан. Более того, он женился на девушке, которую я назначил себе в невесты! И эта идиотка предпочла выродка Бертрана, а сам он, как ни в чём ни бывало, взял то, что должно было принадлежать мне! Как я ненавидел его! Как желал обладать властью распоряжаться мирозданием по собственной прихоти! Но я был бессилен перед обстоятельствами. Вы думаете, я не пробовал купить его? Деньгами заставить его убраться вон из Англии вместе со своей потаскухой!? Идиот! Он сдох, сдох, как только в моих руках оказалась моя Чаша! Но это после…

Карниваль замолчал, тяжело дыша. Ива не торопила его с продолжением этой чудовищной повести, и через минуту Карниваль продолжил.

— Дьявол, я слишком много говорю. Но, полагаю, элементарное благоразумие не позволит вам болтать о том, что вы сейчас слышите. Даже вам никто не поверит, — язвительно усмехнулся Карниваль, но затем лицо его вновь стало мрачным. — А потом у меня открылся туберкулёз. Моя мать тоже умерла от туберкулёза. Омерзительная болезнь. Я слишком хорошо знал, как она убивает, как подбираться жалкая беспомощность, бессилие, отвратительное, пугливое сочувствие окружающих и их дурно скрываемая гадливость. И я снова оказался бессилен перед обстоятельствами. И вот, представьте, я сидел в доме, набитом дорогостоящими вещами, богатый как Крёз — больной, харкающий кровью и неспособный принудить к покорности даже такое ничтожество, как этот выродок Бертран!

— Но почему, почему я должен умирать? — неожиданно с гневом спросил лорд Карниваль, яростно глядя на Иву. — Я не имею в виду — умирать сейчас, от болезни, я имею в виду — вообще, почему когда-нибудь, от чего-нибудь, я должен буду умереть!

— Таков закон природы, милорд… — тихо, но твердо откликнулась Ива.

— К чёрту законы природы! Я не желаю! Почему я должен подчиняться законам этой вашей природы, о которой никто не знает ничего! Вы убеждены, что знаете законы этой самой природы? Позвольте спросить — откуда? Или наблюдения за птичками в Гайд-парке дают вам хотя бы самое поверхностное представление о природе? Нет. Природа сама подчиняется законам высших сил. Высших!

Карниваль с трудом взял себя в руки, памятуя о том, как дорого обходится ему подобная несдержанность чувств. Он сипло дышал, отирая испарину с морщинистого лба.

— Вот, что я понял: Природа — это такой же бог, как все другие боги. Она требует жертвоприношений и поддаётся управлению магией. Почему нет? Жрецы, владеющие магией, вовсе не слуги своих богов, о, нет… Я прочитал всё, что было написано высоколобыми господами о верах и жрецах. Это боги покорно служат тому, кто владеет магией! Вот и весь секрет, сударыня. Самый примитивный и страшный секрет мироздания. И я постановил себе овладеть магией, подчинить себе всех и всё: Людей, время и саму жизнь. А дальше — дело времени и прилежания. Я изучал историю от древности до наших дней. Я читал, искал, я узнал всё обо всех религиях, которые сулят чудеса; я понял, что есть предметы, которые обладают силой над естественным ходом вещей. Тем ходом вещей, с которым смиряются ничтожества и посредственности, но не я!

Переведя дух, и чуть собравшись с силами, лорд Карниваль продолжил голосом будничным и уставшим:

— Сперва я пытался сам добыть эти предметы. Но потом я понял, что даже если в публичном мире появляются какие-то магические артефакты, то они уже потеряли свою силу, захватанные невеждами, оценённые тысячами жадных глаз. Я был уже слишком болен, чтобы самому ездить по древним городищам и великим святилищам. Но я нашёл Винсента Лонга, мелкого воришку, промышлявшего в антикварных лавках и на блошиных рынках. Полное ничтожество, самоучка и дилетант, но я разглядел в нём бесценный талант видеть настоящие вещи. Я назначил его своими глазами и руками. Я давал ему задания и деньги. Мы вместе придумали доктора Купера, чтобы он мог присоединяться к экспедициям и иметь доступ к вещам ещё до того, как они будут выхолощены этой вашей наукой! Я и без всякой науки знал о том, что ценно, а что — нет. Я долго искал первый предмет. Но когда Лонг добыл мне чашу, я сразу понял, что у меня в руках. Я желал смерти моему брату, и он погиб на охоте. Очаровательный несчастный случай, прелестное совпадение — в тот же день, когда Лонг примчался из иранской экспедиции и принёс мне чашу Кублай-хана! А его жена, пренебрёгшая мной когда-то, на коленях приползла ко мне просить денег! О, какое наслаждение я испытал тогда, первое истинное, блистательное наслаждение своей жизни!

Но моё здоровье становилось всё хуже, и я, хоть и был всесильным, оставался смертным, необратимо смертным. А кто, как не египтяне, знали всё о вечной жизни? Я послал Лонга в Египет. Три года он тратил мои деньги на свои развлечения, три года привозил мне всякую ерунду из той, которой феллахи торгуют для праздных зевак, но, в конце концов, он нашёл Скарабея. И вновь, в тот самый день, когда я взял в руки этот амулет, снятый с груди мумии Рамсеса, моя болезнь словно замерла. У меня был жуткий приступ, мои дорогие родственнички слетелись, как падальщики, чтобы поплясать на моих похоронах, но — нет уж, я выжил! О, как я потешался, когда они не дождались своего! Как я торжествовал!