Конечно, и психов, и наркоманов вокруг предостаточно, ивсе-таки это было мало похоже на обычное ограбление. Жертва даже несопротивлялась сначала. Хотя, может, это его и завело. Ударил раз, другой,вошел во вкус. Обычная сволочь. И все же… Что, если не сумка интересоваланападавшего? А что? Врачи, по словам матери Кати, буквально вытащили девушку стого света. Вот и ответ. Он хотел ее убить. Но так, чтобы убийство не выгляделопреднамеренным. Катя, с точки зрения следователя, жертва случайного грабителя.Как Эсмеральда. Как Юля, жертва случайного лихача-водителя. Не было никакихслучайностей. Их убили. А Кате просто повезло. Если это можно назвать везением.

– После того как вы расстались, папа с кем-нибудьвстречался?

– Наверное. Я не знаю.

– А почему…

– Почему он меня бросил? Ну, это просто. Потому что нелюбил. Никогда. И это вовсе не его вина, просто я не смогла… не сумела…

– Что?

– Удержать его. В таких, как я, такие, как он, невлюбляются. Я это знала. Зато несколько месяцев были мои.

Я шла по больничному коридору, пытаясь разобраться в своихчувствах. Я думала о Кате, о ее любви к моему отцу и страшной цене, которую оназаплатила за эту любовь. Изувеченная, на больничной койке, она продолжаетлюбить человека, который ее бросил. Предал. И не возненавидела его, не прокляла,а испытывала чувство благодарности за те месяцы, что он был рядом с ней. А я бытак смогла? Странно было слышать ее рассказ и знать, что речь идет о моем отце.О человеке, которого, как мне казалось, я знаю очень хорошо. Для меня он толькоотец, добрый, безусловно, любимый и самый родной. Но у него была другая жизнь,о которой я даже не догадывалась. Эти женщины, за что они так его любили,получая взамен лишь маленькую толику радости?

Один коридор сменял другой, а я все шла куда-то, ускоряяшаг, как будто старалась сбежать от своих мыслей. И едва не ткнулась носом взапертую дверь. И только тогда огляделась с удивлением, пытаясь сообразить, гденахожусь. Отделение, где лежала Катя, я давно покинула и теперь стояла всоседнем корпусе. Здесь вовсю шел ремонт. Однако никого из рабочих сейчаспоблизости не было. Как меня сюда занесло?

Чертыхнувшись, я побрела назад. Свернула в ближайшийкоридор, где начали менять окна. Быстро пересекла его и оказалась передстеклянной дверью и едва не столкнулась с мужчиной в белом халате. Он шелнавстречу, сунув руки в карманы, и что-то насвистывал. На лоб надвинуташапочка, глаза скрыты очками с толстыми линзами.

– Простите, где выход из отделения? – спросила я.

– Прямо и направо.

Он пошел дальше, а я пробормотала, замерев от неожиданности:

– Мигель?

Черт, это он, конечно, он. Я полезла в сумку за телефоном,наблюдая за тем, как он скрывается за поворотом. Закричать? Мы в больнице, аэтот тип, по словам Вадима, псих и садист. Я торопливо набрала номер, надеясь,что мне не придется долго объясняться, и тут услышала:

– Стой. – Кричали в том самом коридоре, куда онсвернул полминуты назад. – На пол, лицом вниз.

Вместо того чтобы бежать вперед, я сломя голову побежаланазад. Выскочил парень, отчаянно замахал руками и крикнул:

– Уходи отсюда, быстро! – По инерции я пронесласьеще с полметра и оказалась в его объятиях. – Уходи, тебе говорят! –рявкнул он. Из-за его плеча я увидела длинный коридор, мужчин, пятерых илишестерых, и человека в белом халате, которого они брали в плотное кольцо.

– Спокойно, ребята, – сказал Мигель, поднимаяруки. – Готов с вами хоть на край света.

– На пол, быстро! – заорал кто-то. Мигель сталмедленно опускаться на одно колено, и я уже решила: сейчас все кончится.

Но он вдруг резко выпрямился, в два прыжка достиг окна,правая створка которого будто нарочно оказалась открытой, вскочил на низкийподоконник и сиганул вниз. Створка окна ударилась о стену, стекло разбилось, иво все стороны полетели осколки.

– Кто внизу? – перекрикивая общий гвалт, прооралмужчина в комбинезоне, двое бросились к окну, тот, что держал меня все этовремя, сказал в досаде:

– Тебе-то чего здесь надо? А ну, марш отсюда!

На ватных ногах я припустилась к выходу, теперь у меня былолишь одно желание – поскорее оказаться как можно дальше от больницы. Я бегомспустилась по лестнице и только на улице немного пришла в себя. Мигель прыгнулс третьего этажа. Может, конечно, и не разбился насмерть, но покалечитьсядолжен был.

Я оглядела фасад здания: никакой суеты вокруг. Должно быть,окна коридора выходили во двор. Куда б ни выходили, Мигель сейчас уже внаручниках. Если остался жив. Эти люди в больнице, кто они? Логичнопредположить: милиция. Его давно ищут и… Я вспомнила разговор с Вадимом. Кто-тоиз друзей Мигеля находился в больнице. Он явился к этому человеку, хотя мог быпредположить, что здесь его будут ждать. Он и предположил, оттого и вырядилсяврачом. А если вовсе не милиция его здесь поджидала, а те, кто считает егосвоим врагом и спешит поквитаться? Звонить в милицию или нет? Пока яразмышляла, на узкой дорожке появились сразу две милицейские машины, и явздохнула с облегчением. Теперь голову ломать ни к чему.

Бодрым шагом я направилась к своей «Ауди», рядом с нейпривычно пристроился «БМВ» с охраной. На кой черт мне охрана, если все самоеинтересное они умудряются прошляпить. Окна «БМВ» были открыты, парни ссерьезными лицами наблюдали за тем, как я приближаюсь, я помахала им рукой.Должно быть, они, как и я, считают, что папа дурака валяет, отправив их вездеменя сопровождать, вот и не усердствуют особенно. Сев в машину, я засмеялась,смех был довольно нервный.

– Черт-те что, – покачала я головой, удивляясьприхотям судьбы. Она как будто нарочно сводит нас то и дело. Ну, теперь-то мы сМигелем простились надолго. Если повезет, то навсегда.

Одно было хорошо – неожиданное приключение избавило меня отневеселых размышлений об отце. Так что Мигелю следовало сказать спасибо.Интересно все-таки, жив он или нет. Сообщат об этом в новостях? Надо позвонитьСоньке, поздравить с тем, что одной головной болью у нас стало меньше. ОднакоСонькин домашний телефон не отвечал, а мобильный оказался вне зоныдосягаемости. Зато Глеб на мой звонок ответил сразу.

– Через двадцать минут жду тебя на площадиПобеды, – сказал он.

Если честно, я была уверена, что вечер мы закончим в однойпостели. Я бы против этого возражать не стала. Папа уехал очень кстати, непридется объяснять, где меня носит по ночам.