Мне показалось вдруг, что к двери кабинета подошли. Я сняла вальтер с предохранителя, передернула затвор, заслав патрон в ствол, но по-прежнему было так тихо, что я услышала ход ручных швейцарских часов Пирата, которые лежали на письменном столе. Он всегда носил эту старую золотую «Омегу», которую ему подарили его разведчики еще в начале войны.

Я включила компьютер на письменном столе, файл «Бомба» из компьютера исчез.

Я выкурила сигарету, пытаясь понять, что происходит. Уходя из квартиры Пирата, я включила факс, сейчас факс был отключен, а телефонная розетка выдернута. Я уже несколько минут хотела выйти из кабинета, но не решалась, мне казалось, что, как только я открою дверь, на меня бросятся. Если бы не дискеты, которые лежали вместе с драгоценностями Татьяны во втором сейфе ее комнаты, я бы тут же ушла из квартиры, чтобы подумать и вообще отложить разгадывание загадок Пирата. Я была почти уверена, что, как только я вернусь домой, позвонит Пират и объяснит все эти странности.

Я прошла в комнату Татьяны, набрала цифры кода и открыла сейф. Все драгоценности, коллекция золотых монет были на месте, а дискеты исчезли.

Во рту пересохло, но я не решилась пройти на кухню, вернулась в кабинет Пирата, открыла бар, налила себе коньяку, выпила и почувствовала себя увереннее, настолько увереннее, что открыла стенной сейф, в котором стояли ружья и лежали надиктованные Пиратом магнитофонные кассеты. Все двенадцать ружей стояли в пирамиде из карельской березы, а коробки с кассетами не было. И я успокоилась. Такое мог совершить только Пират. Это могло быть только его решением. И тут раздался звонок в дверь. Теперь я не сомневалась, что, открыв дверь, я увижу Пирата и сразу скажу ему:

— Пират, ты дурак и шутки твои дурацкие!

Открывая дверь, я все-таки сунула руку в карман жакета и обхватила рукоятку вальтера. Но вместо Пирата увидела невысокого плотного мужчину в идеально сшитом по фигуре костюме, в дорогом галстуке и дорогих ботинках, — в этом Пират меня научил разбираться. Это был Жорж, я его запомнила на вечере военных охотников.

— Выньте руку из жакета, — сказал Жорж. — У вальтера очень легкий спуск, можете поранить себя.

— С чего вы взяли, что у меня пистолет? — спросила я, чувствуя, что неестественно тяну слова: алкоголь начал действовать.

— С того и взял. — Жорж вынул мою руку из кармана жакета, забрал пистолет и представился: — Меня зовут Георгием Михайловичем.

— Можно я вас буду звать Жоржем? — спросила я.

— Валяй, — разрешил Жорж.

— Буду валять, — подтвердила я и спросила: — Где будем говорить?

— Где тебе удобнее.

— Здесь мне везде удобно.

— Рад за тебя, — ответил Жорж, прошел в кабинет Пирата и сел за его письменный стол. Я села в кресло напротив, хмельное состояние уходило, и вместе с ним уходила моя самоуверенность, но на несколько развязных вопросов меня еще хватило.

— Ладно, — сказала я. — А теперь расскажите обо всех этих примочках.

— Конкретно каких? — уточнил Жорж.

— Исчезновение дискет и файлов сразу из трех компьютеров. И появление моего паспорта в сейфе, хотя его у меня украли.

— Что еще?

— О некрологе без похорон.

Жорж молча меня рассматривал, я старалась не отвести глаз, но чувствовала: еще несколько секунд — и я усну. Мне нестерпимо хотелось уснуть хотя бы на несколько минут и проснуться у себя дома.

— Похороны состоялись три дня назад, — сказал наконец Жорж.

— И где же могила? Я хочу сходить на могилу, я даже имею на это право.

— Могилы нет.

— Я так и предполагала.

— Пират давно был болен, он был обречен.

— Чем же он болел?

— Радиация. Первые дозы облучения он получил еще в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году на испытаниях атомной бомбы под Тоцком во время учений, когда войска пошли практически сразу после взрыва по полигону, потом добавил Челябинск, потом Чернобыль.

Пират мне много рассказывал об этих эпизодах, многое вошло и в книгу.

— Ему предложили операцию, — продолжил Жорж. — Он отказался, потом согласился. Но операции он не выдержал.

— Что за операция?

— Пересадка костного мозга. Перед операцией он написал завещание, вернее, два завещания. В одном была точно расписанная процедура похорон. Тело кремировали. На похоронах могли присутствовать трое друзей, я был в их числе. Пепел был развеян.

— Где? — спросила я.

— Я не знаю. Это он поручил другому человеку.

— А второе завещание?

— Второе по имуществу.

Жорж открыл ящик письменного стола, взял кожаную папку, раскрыл ее и достал несколько листов гербовой синеватой бумаги с водяными знаками, заверенной нотариусом. Я прочла первые строчки: «Я, Поляков Павел Евлампьевич, завещаю своей жене…» Дальше называлась моя фамилия, имя, отчество, год рождения.

— Я не жена ему.

— Посмотрите в свой паспорт.

Я перелистала свой паспорт и увидела штамп о регистрации брака с Поляковым Павлом Евлампьевичем.

— У нас не было другого выхода, — пояснил Жорж. — После операции стало ясно, что Пирату осталось жить несколько дней и он был нетранспортабелен. Была разработана кража вашего паспорта. Но регистрация была со свидетелями, с соответствующими записями.

— Зачем?

— Это было последнее желание Пирата. Он беспокоился, что могут возникнуть сложности с завещанием. Мы просчитали все варианты.

Я молчала.

— Вы хотите спросить, кто мы?

— Я знаю.

— Что вы знаете?

— После вечера общества военных охотников он рассказал мне об организации, конечно, то, что считал нужным рассказать… Насколько я поняла, организация не хочет, чтобы книга Пирата была опубликована?

— Да. Сегодня еще не время откровений. Участников «бомбы Берия», как вы пишете в книге, сегодня осталось совсем немного. Пусть спокойно перемрут. В кино у вас, кажется, это называется «уходящая натура».

— Уходящую натуру стараются как можно быстрее снять, чтобы она не ушла.

— Вы это уже сделали. Мы эту работу сдали на консервацию.

— Он не оставил мне личного письма?

— Не оставил.

Говорить было больше не о чем.

— У вас больше нет вопросов? — спросил Жорж.

— Нет, кроме одного. Исчезли Рубенс и малые голландцы.

— Не исчезли. Они хранятся у нас. Вы получите соответствующие документы. Да, по завещанию они принадлежат вам, но мы не хотели бы, чтобы вы под влиянием эмоций передали картины немцам. Мы не поддерживаем закон о реституции, у нас свои счеты к немцам.