но прическа, макияж… Да, я чувствую себя собой. Волосы были розовыми только последние три месяца, до этого был платиновый блонд. Я хотела попробовать разные образы, но всегда возвращалась к рыжему.

Я все еще не могу оторвать от нее глаз, снова протягивая руку. Что-то странное происходит, когда она кладет свою ладонь на мою. Словно ее хватка сжала мое сердце, которое теперь бьется, как барабан на гавайской вечеринке. Я едва могу дышать, когда прижимаю ее к себе. Моя способность говорить снова испаряется.

— Поедем? — она вопросительно моргает.

Да. Сейчас.

— Поужинаем где-нибудь?

— Да! Веришь или нет, но это очень изматывает, когда тебя постоянно щипают, толкают, тыкают и прихорашивают, поэтому, если мне не придется готовить…

— Поедем, — на самом деле, мне нравится выходить в люди с Кили, держать ее близко к себе, чтобы все остальные кусали локти от досады, что она принадлежит мне.

Вот только это не так. И совсем скоро мне придется предложить ее Гриффу как угощение.

Не буду думать об этом сегодня. Нет. Я просто наслажусь временем с Кили после тридцати шести часов, которые мы провели в разлуке. Да, я считал.

После недолгого разговора мы попадаем в «Пасифик’О», романтическое место с морепродуктами, закатом, потрясающим ужином и отменным вином. Мне нравится наблюдать за ее преображением, а время, которое мы проводим в подготовке, — лучшая часть всего этого. Она выглядит бодрой, словно ей комфортно в новом облике. Ее самоощущение обновилось.

Или, возможно, я наконец-то вижу ее такой, какая она есть.

Я обдумываю это, пока официант предлагает нам счет.

— Эй, — шепчет она. — У тебя есть что-то завтра утром?

— Не больше, чем в любой другой день. Ты что-то задумала? — чувствую ухмылку на своем лице. Не могу себя сдержать. У меня в голове полным полно идей, и мне интересно, скажет ли она какой-нибудь из них «да»…

Она смотрит в свой телефон.

— Я знаю, что уже поздно, но я подумала, может, мы сможем сделать еще кое-что прежде, чем вернемся домой?

— Что, например? — Кили уже отказалась от десерта, поэтому я не могу даже предположить, чего она хочет.

— Тут недалеко на углу есть бар с караоке по средам и воскресеньям, а я скучаю по пению. Это успокаивает.

Моя первая реакция — это категоричный отказ, но затем до меня доходит, что она не просила меня петь. Я все еще не понимаю ее убеждения в том, что щебетание перед толпой людей может успокаивать, но она действительно выглядит взволнованной. Как я вообще могу ей отказать?

— Только пообещай не тащить меня на сцену…

— Конечно. Мне просто нужно спеть парочку песен.

Мне нравится идея снова услышать ее пение.

— Можно я выберу песню?

— Посмотришь на варианты, когда мы будем там. Если я пойму, что смогу это спеть, то сделаю это. Договорились?

— Договорились, — это будет весело.

В баре темно, шумно и достаточно людно. Мы замечаем уходящую пару и успеваем занять место за высоким столом. Как только мы располагаемся, кто-то передает нам большую папку с песнями. Я надеюсь, Кили скоро начнет петь, потому что какой-то пьяный подражающий Бейонсе турист уже вызывает у меня головную боль.

Кили передает мне фолиант с песнями. Я рассеянно перебираю, пока официантка принимает наш заказ на напитки.

— Что-то есть?

Я усмехаюсь.

— Like a Virgin?

Она категорично качает головой.

— Точно нет.

— А что с ней не так?

— Во-первых, по-моему, это одна из тупейших когда-либо написанных песен. Во-вторых, лгать не в моей привычке. Но в целом, камон! Давай что-то сложнее?

Принято.

— Как насчет… Buttons? Кому не нравятся The Pussycat Dolls?

В основном, мне просто хочется услышать, как она поет мне что-то многообещающее.

Кили качает головой.

— Мне нравится песня, но Николь Шерзингер не сложно спеть. Как насчет чего-то серьезнее?

— Бритни Спирс?

Она закатывает глаза.

— Ты меня обижаешь. Что-то пожестче.

— Ты хочешь пожестче, малышка? — я посылаю ей ухмылку. Знаю, еще чуть-чуть и она мне врежет, но это слишком весело, чтобы останавливаться.

— В вокале, а не сексе. Дай сюда книгу.

О, так все еще недостаточно жестко? Хорошо.

— Нет. Я сказал, что выберу что-нибудь. Я выберу.

Я достаю телефон, гуглю и, выбрав три песни, бросаюсь к ди-джею. Несмотря на его ужасную прическу, с ним легко в общении. Вскоре мы останавливаемся на отличной песне, которую мне не терпится услышать. Он попросил меня записать имя и название песни на листе, прикрепленном к планшетке. Готово. Теперь все, что остается, это ждать.

Когда я возвращаюсь к столу, Кили выглядит раздраженной.

— Мы должны были обсудить это, — говорит она, когда я сажусь рядом.

— Мы обсудили. Но раз уж ты профессионалка, мой выбор не составит тебе трудности спеть. Гугл просто добавил мне удовольствия.

— Что ты выбрал? — сейчас она выглядит почти встревоженной.

Я улыбаюсь.

— Не скажу…

Трудно просто ждать, пока не позовут Кили, особенно когда приходится терпеть ужасное исполнение Smooth Criminal или еще хуже Waiting on the World to Change. Люди постепенно покидают бар. Затем следует Don’t Let the Sun Go Down on Me, ужасная лишь наполовину.

Наконец-то диждей с залысинами берет микрофон.

— А теперь поприветствуем Кили!

— И что я пою? — спрашивает она, вставая.

— Увидишь, — я умею быть упрямым.

— Я тебе отомщу за это.

— Попробуй…

Прежде, чем подняться на сцену, она рычит в мою сторону. После небольшого разговора с ди-джеем — по большей части спора, нескольких кивков, она наконец-то берет микрофон, поднимается на сцену и делает глубокий вдох. Боже, она выглядит потрясающе, особенно когда начинается песня и она поднимает голову.

Три минуты спустя я полностью сбит с толку. Она исполнила Titanium, включая каждую из тех высоких нот, о которые, как клялся мне ди-джей, спотыкались больше всего. Однако я дал ей эту песню не для того, чтобы посмотреть, как она лажает. В голове я слышал, как она это поет. Я знал, что она сможет это сделать. Я хотел, чтобы она знала, что она тоже может.

Но драконить ее было слишком весело.

Толпа аплодирует. Она улыбается. Спускаясь со сцены, говорит что-то ди-джею, и он смотрит на меня. О, так вот как она хочет мне отомстить — смутить меня на публике. Не дождется. Не так.

Когда она возвращается, я беру ее за руку.

— Пойдем.

— Неа, — она садится и поднимает бровь. — Твоя очередь.

— Ты обещала, что петь я не буду.

— Если я не могла ничего решать по поводу своей песни, то и обещания мои обнуляются, — аргументирует она. — Смирись с этим, сосунок.

— Ни за что. Я