Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…болото снова вздохнуло и вздрогнуло, сразу и все, натянулось этаким полотнищем и поползло, поехало в стороны, обнажив драные дыры черной воды.
– Что за… – Святослав ускорил шаг, понимая, что не успеет.
Дерьмо.
Или… может, к лучшему? Если он останется здесь. Болото, конечно, место так себе. Болота он, положа руку на сердце, ненавидит вполне искренне, но могло бы и хуже быть.
Там, в мире яви.
Он может вернуться. И стать таким вот болезненно-честолюбивым придурком, которому не нужно ничего, кроме власти.
Святослав мотнул головой.
Девочек воспитать? Правильно? Это как? Чтобы слушали и подчинялись, чтобы верили… чужая вера – опасная игрушка. Нет, он не станет. И диве лгать тоже. Дива… она доверчивая. Взрослая вроде бы, а все равно доверчивая.
Как ребенок.
По сути и есть ребенок, которому просто не позволили нормально повзрослеть. Её бы в парк отвести и мороженое купить. Посадить на качели, на те, которые лодочки, и раскачать, чтобы взлетела до самого неба. Чтобы смеялась от радости, и исчезло, наконец, то ее привычно-хмурое выражение.
А потом можно еще на поезде покататься.
Поезд детский, но если попросить, то позволят. Ей понравится.
…идти стало легче. Болото больше не держало, а что вода под ногами хлюпает, так пускай себе. Святослав хотел было перейти на бег, но одернул себя. Не важно, насколько ты спешишь, главное, чтобы с мыслями разобраться.
Браслеты он вернет.
Зачем их ведьма оставила-то? Догадывалась? Знала? Проклятье, сейчас не поймешь, что она там знала, да и не нужно это. Главное, что браслеты он вернет.
Дивьи они.
И не для людей.
А потом, когда-нибудь, когда она повзрослеет и снова станет, если не доверять людям, то хотя бы не бояться их, вдруг да найдет кого-нибудь?
Сзади кто-то хихикнул.
Найдет. Того, кому нужна будет именно она, сама, хрупкая, словно сделанная из того перламутра, который раковины прячут от мира. С тоненькими ручками, с пальцами ледяными, с ресницами полупрозрачными, отчего кажется, будто ресниц этих и вовсе нет.
– Дурак, – отозвался туман, подгоняя в спину шершавым языком.
Еще какой.
Но… разве он сам может рисковать? Маги разума нестабильны. И потому семью заводят редко. Слишком велико искушение применить силу. Вот и не выдерживают. Казимир Витольдович тоже не выдержал. Развелся. Но это лучше, чем когда человека меняют, заставляя любить.
Ведьмины привороты ничто по сравнению с тем, на что способен маг разума.
…правда, на дивов повлиять непросто. И это ли не шанс?
На что?
На семью, которую Святослав… заслужил ли?
И болота молчат, а березняк совсем рядом, руку протяни и коснешься влажного темного ствола. Здесь он сырой и низкий, деревья клонятся друг к другу, и тонкие березовые ветви переплетаются этакой уродливой сетью. Но выход рядом.
Коснись и… почему он не спешит?
…семья ведь неплохо. Святостав сумеет справиться с искушением, он не станет подглядывать за ее мыслями, тем более что при всем его желании вряд ли выйдет. А вот с другой женщиной… конечно, ей выдадут защитные амулеты, но Святославу ли не знать, насколько легко их пробить.
Стандартные.
А на нестандартные тратиться никто не будет. Да и… не нужна ему другая. Он понял это ясно и четко, просто попытавшись представить иную свою жизнь, в которой есть спокойная служба, квартира в две комнаты, а если получится, то и в три, – все-таки их ведомство всегда заботилось о людях – и женщину, которая встречает его с работы.
Он искренне рисовал себе ее, но всякий раз получалась дива…
…дива, мать его.
– Дива, – прошелестело за спиной, и туман подкрался, окутал, угрожая увести прочь, намекая, что если Святослав не поспешит, то ему не выбраться. Ведь здесь, в тумане, так легко заплутать.
Дива.
Та дива, которая глядит на него, пусть и без былой опаски, но вовсе не так, как смотрит женщина на своего мужчину.
Любовь?
Какая, в Бездну первозданную, любовь. К кому? К человеку, который служит в конторе, разрушившей ее жизнь? Не только ее? Что скажут другие, узнав, что…
– Плевать, – Святослав вдохнул этот туман, тяжелый и волглый, воняющий собачатиной, аккурат как старый бабкин тулуп, под который его прятали, когда он умудрялся простыть. – Я… просто попытаюсь. Слышишь?
Ветер загудел.
…появилось ощущение обреченности. И кто-то зашептал на ухо:
– Ничего у тебя не выйдет. Посмотри, кто ты таков? Надсмотрщик. Как ни называй, а все равно… она лечит, а ты? Сколько крови на твоих руках? И думаешь, она не поймет? Не узнает, кем ты был? Можешь отговариваться войной, которая все спишет, но знаешь… сам ведь знаешь…
– Знаю, – Святослав дотянулся до кривой березы, ощутив вдруг явственно и неровность ствола ее, и влажную кору, которая прилипла к пальцам крупицами грязи. И захотелось руку отдернуть, вытереть, но он прижал к стволу ладонь. – Все знаю. Разберусь. Как-нибудь… пора…
…раз-два-три-четыре-пять.
Выхожу тебя искать.
Этот детский голос зазвенел в ушах. И смех. Издевательский такой.
– От себя не убежишь, – сказали ему. А Святослав ответил:
– Я и не собираюсь.
В побеге смысла нет. А вот в том, чтобы выжить, так вполне… ощущение штыря в груди стало ярче, оформленней. И он уцепился за это ощущение, за боль, которую причиняли телу.
Уцепился и…
– Знаешь, – сказали ему, когда получилось открыть глаза. – Я уже стала опасаться, что ты действительно хочешь умереть.
Дива сидела рядом.
И держала за руку.
Обеими руками держала его, Святослава, руку. И от ладоней ее исходила прохлада, которая вливалась в раскаленное тело Святослава.
– Нет, – у него получилось сказать, а в следующий миг Святослав пожалел, что вообще шевелил губами: горло не просто саднило.
Драло.
Как в детстве.
– Это хорошо, – дива кивнула. И волосы рассыпались по ее плечам. Серебряные. Льдистые. И сама она тоже ледяная, потому и поит прохладой.
Мысли определенно путались.
– У тебя ангина, – сказала она серьезно. – А взрослому человеку от ангины умирать как-то стыдно, что ли…
– Тогда не буду, – просипел Святослав. И улыбнулся. А она положила ладонь на его лоб и тоже улыбнулась.
– Это хорошо… ты не уходи больше, ладно?
И эта просьба была до того жалобной, детской, что захотелось пообещать, что он, Святослав, в жизни никуда не уйдет и ее не оставит. Никогда и ни за что.