была нанесена обстановка на фронтах за вчерашний день. Тут не надо быть гениальным стратегом, чтобы понять — где случится этот голод…

Коллеги смотрели на Михаила Ивановича, ожидая ответа, и он решил пока свою невероятную версию придержать. Для обоснования необходимо собрать больше фактов. Иначе примут за сумасшедшего.

— Это норма в день, товарищи, — сказал Полежаев. — Как версия. И да, Сергей Геннадьевич, мы многого пока не знаем. Я попрошу товарищей из особой группы ознакомить, по крайней мере меня с иными документами и лицами, их доставивших. А пока давайте изучим тетрадь лейтенанта Петрова.

Изучая этот документ, эксперты уже не удивлялись. Только констатировали — тот же шаблон, сложносоставные предложения, специфические слова, и полное отсутствие каких-либо ошибок. Лейтенант Петров получил хорошее образование? Сомнительно. И стенограмма беседы с лейтенантом госбезопасности Чичериным, который был другом Петрову, подтверждает это предположение. По утверждению Чичерина, Петров успеваемостью не блистал. Почерк у него был вполне читабельный, но ошибок делал — море. Тетрадь безусловно написана им. Хорошо бы лично побеседовать с лейтенантом, так как никакой заранее приготовленный опросник не способен объять все возможные вопросы.

На последних страницах, так же как в тетради Резеды имелись сведения о батальоне «Брандербург-80», но более подробно. С фамилиями вплоть до командиров подразделений.

В самом конце отдельно было записано — Наша задача не умирать за свою родину, а так сражаться с врагом, чтобы он умирал за свою родину!

— Погодите, — произнес Неделин, — я эту фразу совсем недавно встречал где-то.

— Да-да, — подтвердил Иванов, — я тоже читал. В какой-то из газет.

Полежаев задумался. Он тоже любит газеты читать, только последние недели нет времени, лишь сводку прослушать внимательно. А фраза необычная, можно сказать — опасная. Её нужно говорить быстро, на выдохе, и всю. Иначе звучит пораженчески. Хотя… если напечатали в газете, то…

— Вспомнил! — подскочил Иванов. — Это речь бригадного комиссара Попеля Николая Кирилловича. Её в газетах «Красная Звезда» и «Сталинское знамя» напечатали.

— Попель, говоришь? — переспросил Полежаев. — Слышал-слышал. Его же к Герою представили. По радио передавали вчера.

Глава 13

Госпиталь что находился недалеко от районного центра, был когда-то чьим-то поместьем. После революции тут много чего размещалось, но в последние мирные годы усадьбу переориентировали в дом отдыха. Дополнительно построили несколько корпусов, обустроили аллеи, фигурно постригли кусты акации вдоль аллеи, очистили пруды вокруг. В первые дни войны в доме отдыха разместили военный госпиталь…

Густые кусты акации и разлапистые липы вдоль аллеи создавали уютную атмосферу. Гравийная утрамбованная дорожка трехметровой ширины огибала госпитальные корпуса. Многочисленные лавочки, что стояли обочь были не заняты. Немногие из ранбольных после обеда вышли на прогулку. Чичерин брел по аллее, не собираясь присаживаться. Успел уже, и насидеться, и належаться, как говориться — всласть. Хотелось прогулять-побродить, а думать на ходу уже как-то привык за время шатания по немецким тылам.

Дышалось легко, хотя воздух не такой, как в лесу, зато не душная госпитальная палата, где устоявшийся запах необходимо долго выветривать. Только маленькой форточкой проветрить проблемно, надо все створы раскрыть. Для этого придется освободить палату, а куда из нее ранбольных деть? Их в госпитале и так сверх нормы.

Для уцелевших в прорыве через фронт выделили целую палату. Можно представить, что это стоило для руководства госпиталя. Их просто в приказном порядке, перед фактом поставили. И операции потребовали провести вне очередности. Все это породило слухи как среди персонала, так у пациентов. Приставленная охрана в виде сержанта госбезопасности только утвердила эти слухи. Но охрана была больше для присмотра за нежелательными контактами, как выразился товарищ из Москвы. Еще хотели выделить индивидуальную сиделку для присмотра за фигурантами, особенно за одним, что тоже вылилось в недолгие препирательства, но вопрос был решен.

Запрета на прогулки не положили и двое ходячих часто выходили подышать-побродить по аллее. Сегодня Анатолий от прогулки после обеда отказался и лег подремать, а Чичерин отправился дышать свежим воздухом и размышлять.

Легкий ветерок и солнечные лучики, прорывающиеся сквозь разлапистые липы, тишина. Ни взрывов, ни стрельбы — от фронта далеко. Лечись, отдыхай, отсыпайся. Но до отдыха ли? Проблемы никуда не делись, только размножились. К вопросу об источнике информации, от которого отталкивался Витька, добавилась прорва вопросов. Если в начале были какие-то мысли, то беседа с особистом фронта, а следом с прибывшим из Москвы представителем особой группы только подлила масла в огонь. Юрий перестал что-либо понимать — образовался жуткий сумбур в голове. Хотелось спокойно подумать и наконец, разложить события и факты по полочкам, а потом уже анализировать. Может тогда станет яснее?

И так, имеется тетрадь, написанная Виктором Петровым, практически за сутки. Не выходя из расположения. Никуда не отлучаясь. Никакой литературы у него не имелось. Объемность и подробность информации по фактам, которые Витька не знал и не мог знать, вдруг отразились в записях без единой ошибки. Что невероятно — грамотностью Петров не блистал. Юрий еще по школе помнил — физкультура — труд всегда отлично, гуманитарка — хорошо, математика — русский язык — удовлетворительно. Про немецкий язык и вовсе не говоря. Он пытался помочь другу учить язык, но не впрок. И вдруг — озарение? Или вдохновение? С чего бы? Откуда Юрка это взял?

Шпион? Чушь! Что может знать простой взводный? Ан-нет, знает, как выяснилось. Только сведения касаются отнюдь не Красной Армии, а наоборот содержат данные о противнике. Причем подробные…

И последующие действия друга тоже заставляют задуматься. Петров посетил связистов, минут на десять, не больше. Время на один разговор, максимум два, при везении. Со спец-номером никакой связист без приказа не соединит. Так куда Витька звонил? Пытался что-то кому-то сообщить или что-то выяснял? Тогда почему не сообщил ему, когда в отдел заскочил? Просто сунул тетрадь, сказал пару слов и убежал. А он прочитал несколько страниц, и поняв, что это очень важно, кинулся выяснять — куда направился его друг. И выяснил — Петров вместе со своим взводом выехал к мосту… самовольно.

С определением источника Витькиного «вдохновения» была засада. На ум ничего не приходило. Ни в лесу, пока по немецким тылам шатались, ни сейчас. Кроме того, стало известно, что такая тетрадка не одна. К такому выводу лейтенант пришел исходя из бесед с представителем особой группы. Капитан ни слова не обмолвился об них, но череда специфических вопросов и уточнений говорила сама за себя. Капитан, кстати, очень воспрял, когда узнал, что Чичерин в совершенстве владеет немецким языком. Посоветовал отдохнуть и набираться сил. Вскоре всю вышедшую группу эвакуируют в Москву.

Чичерин добрел до пруда. Тут аллея плавно огибала крайний корпус госпиталя. У открытого служебного входа стояла пара телег, на которые как раз выносили тела умерших. Лейтенант тяжело вздохнул. Мысли вернулись к погибшим товарищам. Стало тяжело на душе. Даже погано.

Добредя до лавочки, Чичерин присел и прикрыл глаза.

Наша задача не умирать за свою родину, а так сражаться с врагом, чтобы он умирал за свою родину! Так было в тетради написано. И правильно написано. И Чичерин подумал, что можно фразу дополнить — а если придется принять смерть, то так, чтоб врагам тошно стало!

А ведь стало. Витька заряд подорвал. Танку вместе с экипажем хана. Группа при отходе немецких диверсантов на ноль помножила. И при прорыве немцы кровавыми слезами умылись.

Местный особист поведал результаты боя — при прорыве группа уничтожила два противотанковых орудия и до взвода противника. Это что визуально заметить успели. Еще благодаря группе, были вскрыты все огневые рубежи и нанесен артиллеристский удар, в следствии которого потери у немцев приумножились. Так что готовьте, мол, дырочки на гимнастерках. Награды обязательно последуют.

Дырочек даже готовить не надо. Немцы их много наделали. Ордена — это хорошо, но в них ли дело?

— Братишка, закурить не найдется?

Чичерин вынырнул из раздумий и повернулся к ранбольному, с забинтованной от колена до бедра правой ногой и левой рукой. Он опирался на костыль и с надеждой смотрел на Юрия.

— Не курю, извини, — развел руками он.

— Эх-тыж, незадача… — расстроился ранбольной.

Он тяжело вздохнул и опустился на лавку рядом с Чичериным. Бережно пристроил раненую ногу, прислонил костыль и протянул руку.

— Иван Зайцев, — представился он. — Второй стрелковый.

— Юрий Чичерин, — пожал руку лейтенант.

Распространяться