Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кива совершала ошибки. Ужасные, чудовищные, непоправимые ошибки. Но к худу или к добру, она всегда поступала так, как считала правильным. Ее магия не определяла ее суть, не было у нее и силы решать судьбу Кивы.
Тильда сама выбрала обратиться к магии смерти, хоть и ненадолго. Зулика сама выбрала тот же темный путь. Но Кива его не выбирала и не выбрала бы никогда.
«Ты не такая, как они, – сказала ей бабушка перед самой смертью. – Ты свет во тьме».
Кива стояла, глядела на Наари и чувствовала, как внутри что-то сместилось. Ее магия – дар, а не оружие. Нет причин бояться: он – часть Кивы, такая же подлинная и жизненно важная, как сама кровь в венах. Как поступать с ним, решает сама Кива и никто иной.
А она была намерена применять его во благо.
В прошлом, в настоящем, в будущем – она всегда применяла бы его во благо.
И начнет прямо сейчас.
Глубоко вздохнув, Кива крепче взяла Наари за руку и закрыла глаза, обращаясь к магии в своей крови. Она не позволила разуму скатиться по тропе страха и отказалась подпитывать тьму вероятностей.
Кива шептала сама себе:
– Я хорошая. Я решаю. И я не боюсь.
Она думала, что будет сложнее, что придется бороться с магией и покорять ее силой, но магия будто ждала, когда ее наконец позовут, полюбят, примут. Пальцы почти сразу же начало покалывать, вены затопило тепло, и тут же золотой свет пробился сквозь опущенные веки, когда ее сила нежными целебными волнами вырвалась наружу.
Ощутив этот прилив, эту чистую, добрую магию, Кива едва не разрыдалась. Магия не была злом, и сама Кива им не была.
С полувсхлипом-полусмешком она велела дару стереть тени Зулики и разрушить их узы вокруг Наари.
У стражницы дрогнули пальцы.
Кива подпрыгнула, распахнула глаза и как раз успела увидеть, как меркнет целебный свет, унося с собой все следы магии смерти.
Тени Зулики пропали.
Кива справилась. Не было даже трудно. Нужно было лишь поверить в себя и перестать себя бояться.
– Наари? – прошептала Кива, чуть пошатываясь: она уже забыла, какое изнеможение всегда чувствовала после применения дара. – Наари, это Кива. Ты меня…
Янтарные глаза распахнулись.
Невероятно быстрым движением Наари выпрыгнула из постели и бросилась на Киву, сбив ее на пол, путаясь ногами в простынях, порвав занавески, которые тут же накрыли их обеих сверху.
– Что ты… – охнула Кива, но больше ничего не успела: пальцы стражницы сжались на ее горле.
На миг Киву охватила паника, но тут тяжесть Наари вдруг исчезла, а пальцы оторвались от шеи.
– Наари, стой!
Не будь Кива уже охвачена ужасом, она бы застыла при звуке командирского голоса Джарена, который оттащил стражницу в сторону. В темноте лазарета она видела, как он сражается с Наари, пытаясь усмирить ее.
– Пусти! – вопила Наари. – Ее сестра – Гадюка! Она Корентин! Она…
– Стой! – еще тверже велел Джарен. – Я знаю. Все знают. Просто остановись, а я все объясню.
При этих словах боевой дух покинул Наари, хотя она не расслабилась и смотрела так же дико. Но потом пришла в себя достаточно, чтобы оглядеться вокруг, и на ее лице промелькнуло непонимание.
– Мы что, в Серебряном Шипе? – окинула она взглядом ряды пустых больничных кроватей.
Кива, не поднимаясь с пола, посмотрела на Джарена:
– Ты за мной следил?
– Разумеется, – тут же ответил он. – Думаешь, я настолько тебе доверяю, чтобы отпустить ночью шататься по лагерю в одиночку?
– По лагерю? – спросила Наари. – По какому лагерю?
Но Кива не услышала, что ответил Джарен, – так ей вдруг стало больно. Учитывая обстоятельства, обижаться на его слова было бы нелогично. Но боль была настоящая.
– Что тут происходит? – раздался голос Кэлдона от входа в лазарет. Он всмотрелся в темноту и поспешно направился к ним. – Вы такой шум подняли, что перебудили половину…
Он умолк, когда подошел поближе и рассмотрел Джарена, который все еще удерживал пришедшую в сознание Наари, и Киву в ворохе тряпок на полу.
– А… – сказал он. – Ладно.
Он подошел к Киве и поднял ее на ноги, а потом с явственным облегчением на лице обернулся к стражнице.
– С возвращением, Наари.
– «С возвращением»? – И она уже с угрозой прорычала: – Или мне кто-нибудь все объяснит, или я…
Тут Джарен что-то тихонько сказал ей – Кива не расслышала, – а потом выпустил и повел из лазарета.
В отличие от того случая с Типпом, в этот раз он оглянулся и встретился глазами с Кивой.
– Спасибо, – с тихой, но искренней признательностью сказал он.
Несмотря на то что его негаснущее неприятие все еще ранило Киву, эти два слова и то, как они были произнесены, очень многое для нее значили.
– Отличная работа, солнышко, – тихонько сказал Кэлдон, когда Джарен и Наари скрылись за дверью.
Он обнял ее одной рукой и притянул себе под бок.
– Я знаю, тебе непросто. Но все наладится. Обещаю.
* * *
На следующее утро стало очевидно, что обещанию Кэлдона не суждено сбыться в ближайшее время.
Как и планировалось, их отряд встал рано, чтобы отправиться в Джиирву; всего их было десятеро: Джарен, Кэлдон, Наари, Типп, Креста, Торелл, Голдрик, Эшлин, жутковато-тихий Эйдран и сама Кива. Когда Эшлин явилась и увидела, как все они седлают лошадей из Стоунфорджа, она нахмурилась и заявила, что если они не хотят привлекать внимания, то отряд нужно урезать. Но Типп отказался покидать Джарена и Кэлдона, а сама Эшлин все еще не желала выпускать из виду Торелла и Кресту. Наари, которой рассказали обо всем, что произошло с момента бала-маскарада, не отходила от Джарена, Голдрик единственный мог ускорить путешествие, а без Кивы не получилось бы применить Длань, когда они соберут все четыре кольца. Потратив на спор драгоценные минуты, Эшлин уступила, но с условием, что в каждом пункте назначения отряд разделится: половина отправится за кольцами, половина – с Эйдраном в общины аномалий.
Она не уточнила, кто куда пойдет, но все согласились, и путешествие наконец началось.
Столица Джиирвы, Йирин, располагалась на северо-западной окраине Вендерола, так что дорога