– Не дождетесь, – говорю. – Посвети-ка туда, что там такое валяется?

– Труп! – охнул Паша, а Кабан направил фонарь на ступеньку, где мне попалось мягкое. И вскрикнул.

Его голос разнесся эхом по залу, я вскочила. С моей стороны казалось, что там лежит человек. Видавшая виды куртка, штаны, одинокая кроссовка… Вторая рядом, под сиденьем.

– Фу, блин! Просто куча одежды.

– С вами, паникерами, заикой станешь…

Маринка поддела куртку ногой:

– Говорила вам – здесь бродяги пасутся! Сейчас придут и намылят нам шею за то, что залезли в их гардеробную. А запах!

Грязь на пуховике была свежей и поблескивала в полумраке как мазут. Запах стоял жуткий и какой-то странный. Кисловатый запах бродяги, обычный для такой одежды, почти не присутствовал. Только тухлый запах болота – и еще крови. Как будто одежда пролежала немножко в канализации, а потом еще немножко в стоячем зазеленевшем пруду и где-то в промежутке в ней кого-то убили. Я потрогала одежду носком ботинка. С пятнами грязи проглядывались и оранжевые пятна, при большом желании их можно было принять за кровь.

– Может, когда-то здесь было тело, а крысы его съели?

– Ленчик, и ты еще называешь нас паникерами?! – хрюкнула Маринка.

Кабан внимательно осматривал находку. Над пуховиком торчала шапка, под штанинами валялись кроссовки. Как будто человек лег – и испарился из одежды. Пока не рассмотришь, кажется, что он еще там, даже рукава и штанины были завернуты так, что напоминали вполне естественную человеческую позу. Ох, не так уж глупа моя идея с крысами. Хотя они бы одежду погрызли…

– Испарился, – сказал Игорек. И неоригинально завопил: – Ле-ха!

Здесь бы он нас точно услышал…

Несколько секунд мы стояли, слушая тишину и этот жуткий запах крови в стоячем водоеме. Первым подал голос Кабан:

– Кто-нибудь помнит, во что он был одет? Так, для успокоения моих нервов.

– Черный «бомбер», джинсы, зеленые кеды, – отчеканил Паша, как будто отвечает урок. – Нет, Кабан, это не его. Да и размерчик… – Он кивнул на кучу одежды, явно не семиклашки. – Я вот что думаю: кто-нибудь из вас его знал? Может, мы не там ищем? Может, на вокзал надо бежать, может, он собрался в Турцию электричками или хоть к тете в Урюпинск, а мы тут…

– Я – нет… Погоди, а полиция это не отрабатывала?

Паша пожал плечами:

– Может, и отрабатывала. Мне отец тоже не все говорит. – Мне тогда показалось, что он боится.

– Нет… Уверен, вокзалы твоему отцу пробить проще, чем нам. Кто нам расскажет, на чем он там уехал и куда? Давайте уж здесь…

– А толку? – проворчал Паша.

Кабан дернул фонарем, тени на стене взметнулись под потолок, и я опять увидела это. Черное пятно. Тень, которой не должно было быть, да и не тень, а как будто дыра в стене, ведущая в черноту.

– Смотрите!

Все обернулись, и Кабан тоже. Он махнул фонарем, и тень исчезла.

– Ленчик, знаешь сказку про пастушка, который кричал «Волки!»?

– Ты же тоже видел! Лишняя тень на стене, и не тень, а скорее пятно!

– Где?

– Пропало.

– Значит, живое, – невозмутимо ответил Кабан. – Я еще слышал про Красное пятно, оно появляется на обоях около кровати, а ночью из этих пятен высовываются руки и душат тебя.

– Приятно слышать, – хрюкнула Маринка. У нее над кроватью легион этих красных пятен. После нескольких лет неравной борьбы с отцом ей удалось расписать граффити свою комнату. Вышло здорово! – А из синих пятен что-нибудь высовывается, Кабан? И зеленых у меня тоже полно…

– А из зеленых выскакивают лягушки!

– Не, нелогично. Если из красных – руки, то из синих…

– …носы! А из зеленых – волосы Наташки!

Мы заржали. Есть у нас в школе такая зеленоволосая Наташка.

– Да ну вас, я серьезно…

– Ленчик, это просто тень. Это ты после вчерашнего такая нервная. – Может, Маринка и права.

Кабан светил под ноги, и мы потихоньку спускались по залу к сцене. Огромные ступеньки поскрипывали, я смотрела на ряды кресел перед сценой, и мне казалось, что сейчас там кто-то появится – уж очень непривычно выглядел пустой зал.

– Удручающее зрелище.

– Не говори!

– …А может, Ленчик, ты и права. Черное пятно, плотоядная масса…

– Что за масса?

– Плотоядная, – лаконично ответил Кабан. – Литературу надо читать, неучи. Некая субстанция, больше похожая на грязь, которая всех пожирает.

– Прекрати! Опять со своей мистикой.

– Прекрати не прекрати, а запашок вы все слышали.

– И что?

– Может, и ничего, – пожал плечами Кабан. – Бродяги, канализация. Но только Ленчик видела черноту…

– А ты?

– Я – нет. Но я не сомневаюсь, что здесь есть что-то потустороннее. И читал литературу – в отличие от вас.

– Это где ж ты такое читал-то?

– Много где. Вообще популярная страшилка, начиная от Красного пятна из фольклора, заканчивая «Плотом» Кинга.

– Люди боятся грязи, – хрюкнул Игорек. – Хорошо быть грязью. Если бы я ею был – меня бы все боялись!

– Не грязью, а плотоядной массой. А ты и так страшный.

– Я думаю, просто какой-нибудь ребенок увидел бабочку, погибшую в мазуте, и придумал это. Ну, эту твою массу. Рассказал другому, тот – третьему, и понеслась душа в рай.

– Может быть, – легко согласился Кабан. – Но для этого бабочка должна была там погибнуть, понимаешь? Нет дыма без огня, и все такое.

– А одежду она сплевывает, эта твоя масса? – спрашиваю.

– По-разному. Но в большинстве случаев нет – жрет со всем барахлом.

– Ну, значит, все в порядке!

Мы захихикали.

Паша смотрел исподлобья, похоже, еще дулся за вчерашнее. А потом выдал:

– Знаете, а я ни разу в жизни не падал в оркестровую яму! – Он бегом спустился к этой яме, перегнулся через барьер и заглянул. Мы – за ним.

Выглядела яма уныло: чернота, подсвеченная лучом Кабанова фонарика. В свет попали вывороченные доски пола, каркас табуретки, давно лишенный подушки, гора пластиковых бутылок с одинаковыми голубыми наклейками.

– Жарковато было оркестру. Паш, ты правда хочешь туда спуститься?

– Искать так искать.

– А по-моему, тебе просто любопытно.

– И это тоже. – Он перемахнул через барьер, повис на руках и шумно приземлился на дощатый пол раньше, чем я успела испугаться. Раздался вопль.