– Пан Тадеуш, а как же изобретение вашего брата, та машина, чтобы мыть золото? Она заработала? – спросила Сашенька.

– Драга? А как же! Она-то и принесла нам богатство, в результате.

– Что вы говорите? – удивилась тетушка Магдалена. – Я, конечно, никогда не сомневалась в инженерном таланте пана Марека, но разбогатеть, благодаря тому, что придумал какую-то машину?

– Вы продали патент? – вежливо поинтересовался Дмитрий.

– Нет, все было гораздо… – пан Тадеуш расхохотался, не слишком к месту, по общему мнению остальных присутствующих. Заметив недоуменные взгляды, он достал из кармана большой носовой платок и промокнул усы. – Извините, панове. Сейчас я все расскажу.

И он, действительно, очень подробно рассказал, как они с братом обосновались в горах Калифорнии, как купили у одного разочаровавшегося старателя шахту и Марек занялся своим изобретением – исключительной, оригинальной конструкции драгой. Больше года ушло у него на то, чтобы воплотить чертежи в реальность – не так просто было достать все необходимые детали. Гость попытался даже объяснить принцип действия этого механизма, но графиня очень мягко остановила его, заверив от имени всех дам, что на изложении таких специфических деталей они вовсе не настаивают и готовы поверить уважаемому пану Ставинскому на слово: упомянутая драга была и есть новейшим достижением мировой технической мысли.

– Была! – махнул платком пан Тадеуш. – То-то и оно, что была! Теперь-то ее уже нет.

– А что с ней случилось? – участливо спросила Сашенька. – С этой драгой?

Поляк, с заметным трудом сдерживая смех, взял ее руку поцеловал в ладошку и ответил коротко:

– Взорвалась.

– Почему-то меня это не удивляет, – пробормотала тетушка Магдалена, припоминая однообразно-печальную судьбу всех изобретений долго учившегося, но так не получившего диплома, инженера Марека Ставинского.

Впрочем, Сашенька и Юлия Казимировна заглушили ее несколько бестактные слова дружными возгласами испуга и сожаления. Дмитрий, пусть и не слишком хорошо представлял себе устройство драги, все-таки не мог понять, что же там могло взорваться, поэтому тоже не скрыл удивления.

– А, да какая разница? Я сам никогда не мог понять, почему у Марека все взлетало на воздух, динамит он в свои механизмы подкладывал, что ли? Но это все ерунда. Главное, не то что взорвалось, а где и как! И с каким результатом! – пан Тадеуш снова приложил платок к усам, выдерживая театральную паузу. – А рвануло, доложу я вам так, что старая штольня, которую мы, собственно и купили с Мареком, рухнула. Меня, кстати, едва не засыпало, чудом спасся. Вот верите ли, скорчился весь, голову чуть ли не между колен засунул, дощечка какая-то рядом валялась, так я ее схватил и сверху прикрылся… на меня песок, земля, камни, сверху сыплются, а я только молюсь пречистой Деве Марии, спаси, дескать и сохрани, – он шумно вздохнул, и слегка пригнулся на стуле, подняв над головой руки со сплетенными пальцами, изображая себя в ту жуткую минуту. Потом снова выпрямился и пояснил неожиданно застенчиво: – Я потому Деве Марии всегда молюсь, что она все-таки женщина, сердцем помягче. Глядишь и заступится перед господом нашим.

Магдалена согласно кивнула, подтверждая, что такой подход очень разумен, а Сашенька нетерпеливо вскрикнула:

– Да что же дальше было, пан Тадеуш? Рассказывайте!

– Вышло, что заступилась за меня богородица, потому как жив остался. Мало того! Бросаю я эту дощечку, опускаюсь на колени, чтобы приличную случаю благодарность вознести, глаза протираю, но к небу их поднять не успеваю… а почему? Потому что прямо перед собой вижу: гора осыпалась и на поверхность вышла жила – чистое, чистейшее серебро! Тут, как раз, Марек ко мне подбегает, перепуганный, думал, что меня засыпало. Он меня вверх тянет, поднять пытается, а я колени подгибаю, да лбом в землю – Деве Марии кланяюсь. Тогда он меня на землю укладывать стал, решил, что ноги перебиты, а я не даюсь, выворачиваюсь. Марек кричит: «Тадек, что с тобой? Скажи хоть, где болит?» Я и хочу ответить, но словно дар речи потерял только пальцем ему на жилу показываю. Он обернулся наконец, увидел серебро и тоже, хлоп со мной рядом на колени… Богатейшее оказалось место. Прикупили мы еще пару участков по соседству, но основные залежи все равно на нашем были. Стали потихоньку рудник обустраивать, начали добычу. Серебро тем временем, как раз в цене поднялось – выше золота стояло, так что прибыль сразу пошла. Мы ее на развитие бизнеса пустили, рабочих наняли, технику прикупили. Мареку я строго настрого приказал близко к шахте со своими изобретениями не подходить. Все равно контору пришлось открыть, вот он и сидел там. И надо сказать, великолепный управляющий из него получился.

– Что же он, совсем изобретать перестал? – удивилась Магдалена.

– Совсем. Он в тот день Деве Марии зарок дал. А чтобы зарока не забывал, я кусок той драги подобрал, сам из него пресс-папье сделал и подарил Мареку. Так что напоминание у него всегда перед глазами, на рабочем столе стоит…

После ужина все вернулись в гостиную. Старшее поколение устроилось в удобных креслах, Дмитрий сел на диване, свободно откинувшись на спинку и вытянув ноги, Сашенька прильнула к нему. Он взял ее за руку, странное беспокойство все не отпускало.

Теперь настал черед хозяев. Юлия Казимировна и тетушка Магдалена захотели поведать пану Тадеушу о столь же захватывающих событиях, происходящих у них. Перебивая друг друга, они рассказывали леденящие душу подробности, как злодей Ларин неожиданно для всех выстрелил в Дмитрия, похитил Сашеньку и увез неизвестно куда, как Дмитрий только придя в себя, вскочил на коня и бросился в погоню, как они здесь все страшно переживали…

Главные герои в разговоре почти не участвовали, они не сводили взгляд друг с друга. Но когда сестры полностью изложили все, чему сами были свидетельницами, пришлось заговорить им. Сначала Сашенька, потом Дмитрий коротко пересказали события – им совсем не хотелось углубляться в подробности. В этой теплой уютной комнате, среди близких людей, все, что произошло сегодня, казалось неестественным и диким – невозможным.

Пан Тадеуш был возмущен совершенным преступлением. Он, очень красноречиво, призвал на голову Ларина все кары – земные и небесные, поинтересовался, послали ли уже за полицией, и узнав, что нет, очень удивился.

– Но как же, пан Сотников, разве можно это так оставлять? – очень серьезно обратился он к Дмитрию. – Я понимаю, что пан Ларин был вашим другом…

– Знакомым, – поправил его молодой человек.

– Тем более! Знакомство тоже, конечно накладывает определенные обязательства на порядочных людей, но даже если бы вы были связаны узами старой дружбы, вы просто не имеете права его щадить! Пан Ларин, своим поведением поставил себя вне норм морали и этики и вы не имеете права оставлять его на свободе! Подумайте, сколько еще бед может он натворить, будучи принимаем в приличном обществе!

– Господин Ставинский, я вовсе не собираюсь его прощать, – поморщился, как от зубной боли Дмитрий. Собственно, высокопарные рассуждения поляка, пылко доказывавшего то, что в доказательствах вовсе не нуждалось, раздражали его не меньше ноющего зуба. Можно подумать, что он собирался отпустить Романа подобру-поздорову, да еще и денег на дорогу дать, так горячился пан Тадеуш. – Просто, прежде чем вызвать полицию, я хочу сам поговорить с ним.