и положил в свой бездонный карман. Умел статский советник не задавать лишних вопросов. А ведь знал, что Порфирий сам тех татей на купца Смолянинова навел. Знал, что меховой товар сбывает для него в своей лавчонке купчишка по имени Черкаш. Сказывали лавки Черкаша на деле принадлежат самому Дурново.

И место было тому Черкашу на виселице, за его делишки мерзкие, но попадали к Зотову через того купчишку многие разности полезные: то часы красного дерева с боем голландские, то кожи тисненые для обивки стен, то вазы для цветов фарфоровые, то ковры бухарские, то зеркала венецианской работы. А сколь вин оказалось в его подвалах безденежно?

«Ох, и грехи наши тяжкие!» — Иван Александрович закатил глаза и стал креститься на образа в золотых окладах.

У ворот Зотовских хором всегда дежурил сторож с алебардой. В самом доме был десяток дюжих холопов, готовых защитить барина.

Доверенный слуга статского советника приказал принести холодного квасу.

— Зинаида! — крикнул он девке. — Смотри из новой бочки набирай! Малинового! Поняла ли?

— Дак не в первый раз, Захар Силыч.

Зотов вышел из кабинета в халате.

— Захарка! — позвал он.

— Здесь я, батюшка-барин.

— Спать пойду. Постель согрели?

— А то как же, батюшка. Давно готова. И за квасом я послал.

— Хорошо. Посвети мне.

Слуга взял шандал со свечами и пошел впереди Зотова.

Иван Александрович лег в свою постель на мягкие перины. Выпил холодного квасу и прогнал слуг. Приказал себя до самого утра не беспокоить.

Но спокойно отдохнуть ему не дали. Не успел он сомкнуть глаз, как рядом раздался шепот:

— Иван!

Он открыл глаза. Вокруг никого.

«Что за ерунда? Мне показалось?»

И снова раздался шепот:

— Иван!

— Кто здесь?

Голос ответил:

— Ты не сможешь видеть меня, Иван.

Статскому советнику стало страшно. Он вспомнил, что болтают на Москве.

— Кто ты? — спросил он.

— Тот, кто бережет тебя от страшной напасти. Ибо вурдалак уже покинул свою могилу, и он идет за тобой.

Зотов схватил подсвечник и внимательно осмотрел комнату. В ней никого.

— Почудится же такое! — прошептал он, крестясь. Затем он позвал слугу:

— Захарка!

Тот сразу явился.

— Я здесь, барин. Чего изволите? Не беспокоить приказали.

— Почудилось мне, что в комнате есть кто-то. Осмотрись здесь.

Слуга все исполнил, но в комнате никого не нашел.

— Дак нет никого, барин. И кто быть может здесь? Кто пройдет сюда? Ведь в дому столько слуг. Мышь не проскочит.

— Совсем измотали меня на службе, Захар. Веришь ли, голоса мне чудиться стали.

— Дак могу я с тобой, барин побыть. Ты поспи, батюшка. Я в кресле посижу.

— Нет, Захар. Ты иди. Иди!

— Как велишь, батюшка.

Зотов снова остался один. Шаги слуги затихли в коридоре и голос снова вернулся. Он звучал громко у самого уха статского советника.

— Вурдалак на свободе и он придет за тобой. И нет тебе от сего спасения.

Зотов оглянулся по сторонам. Пламя свечей заколебалось, как от дуновения ветра.

— Что за нечисть балует? Изыди!

— Ты еще силу крестную призови, Зотов. Такого грешника как ты — поискать.

— Почему я слышу твой голос, но не вижу тебя? — вскричал Зотов. — Как сие может быть?

— Я дух и тела не имею, — был ответ.

Зотов поставил подсвечник на стол. Затем он стал креститься и шептать молитву «Отче наш».

Голос засмеялся.

— Про бога вспомнил, Иван Александрович? А не поздно ли? Сколь людей было брошено на пытки по твоим доносам. И сколько из них проклятия тебе в свой смертный час посылали?

— Я верой и правдой служил своему государю Петру Алексеевичу! В том нет моей вины!

— Но всегда ли твои уста говорили истину, господин Зотов?

— Чего тебе нужно?

— Я могу спасти тебя от вурдалака. Коли захочу, так не будет его в доме твоем.

— И что надобно дабы захотел ты сего? Что я должен буду сделать?

— Слыхал ли, что-нибудь про графа Дугласа?

— Как не слыхать. Он был генерал-губернатором, пока Дмитрий Голицын его со службы не прогнал. Тогда был Голицын главой Верховного тайного совета. Но ныне и он в опале. И сей Дуглас милостей при дворе покуда не вернул.

— Скоро граф фон Дуглас подаст донос на чиновника твоего Волкова Степана.

— Донос?

— Именно донос! И как только граф сие сделает, Волкова должны арестовать!

— Волкова?

— Именно его. И тебе надобно будет сделать так, чтобы оный Дуглас исчез.

— Исчез?

— Именно исчез. Мало ли людей на Москве исчезает? Разбойников-то много развелось, господин Зотов.

— Но я не понимаю, зачем сие?

— Затем дабы сохранить твою шею, господин Зотов. А иного тебе знать и не следует!

***

2

Москва.

Канцелярия тайных и розыскных дел.

Генерал Андрей Ушаков прочитал донос на надворного советника Волкова от графа Фердинанда фон Дугласа, бывшего генерал-губернатора Эстляндии.

В доносе сообщалось:

«Я Фердинад Дуглас, верный подданный государыни Анны Иоанновны, доношу до сведения начальника канцелярии тайных и розыскных дел, генералу Ушакову, что знаю «слово и дело» государевы!

И сии «слово и дело» отношение до порчи здоровья матушки императрицы касаемы, а стало дело по первому разряду идти должно».

Ушаков отложил листы и вытер лоб платком. Обвинение было более чем серьезно! Ибо только по первым двум пунктам «слова и дела» можно было представлять доносителя государыне.

«Первое: ежели кто не здравие его величества или честь особы дома монаршего посягает».

«Второе: ежели кто о бунте али государственной измене доношение имеет».

А в письме Дугласа есть слова о здравии самой императрицы.

Он отложил листы и позвонил в колокольчик. Вошел офицер.

— Прикажи вызвать мне Дурново!

— Будет исполнено, ваше превосходительство!

— И карету мою пусть пошлют за ним. Он мне спехом надобен!

— Будет исполнено, ваше превосходительство!

Ушаков махнул рукой и офицер удалился. Далее в доношении Дугласа сообщалось:

«Доношу до сведения господина Ушакова, что я, граф Дуглас, бывший генерал-губернатор Эстляндии, оказался замешан в заговоре противу нашей всемилостивой императрицы Анны. Но сделал я сие токмо по недомыслию, а не по злому умыслу. И в том прошу меня дурака простить.

Надворный советник Степан Волков запутал меня, и я сразу не смог понять, что замышляется заговор на здравие матушки императрицы. Но в том прозрел я, и доношение сие составил.

Волков Степашка был во времена смутные на стороне князя Дмитрия Голицына40. И во всем ему потакал. Он хвалил листы князем составленные, которые кондициями41 звались, и которые власть матушки-государыни ограничить могли.

Сейчас Волков Степашка со товарищи задумал сотворить наговор на здравие матушки-императрицы. С ним в сговоре состоит лекарь франкского происхождения де Генин. Он сведущ