скуки и повседневной рутины, а для того, чтобы оставаться рядом с любимым мужчиной.

Такая глубина чувств, конечно, похвальна, но почему она не взяла с собой меня? Да, на момент ее отъезда я была очень мала, но ведь никто не мешал ей забрать меня позже, через пять, семь или даже десять лет. А Виктор? Неужели ему никогда не было интересно взглянуть на свою подросшую дочь?

Видимо, нет. Иначе он бы нашел способ, если не встретиться со мной, то хотя бы прислать о себе какую-нибудь весточку.

Вывод напрашивается сам собой: родителям прекрасно живется вдвоем и никакие дети им не нужны. Впрочем, как знать, быть может, за эти двадцать лет они успели родить себе еще одну дочку или сына, и теперь у них дружная полноценная семья.

Мне, конечно, жаловаться грех – все детство рядом со мной были чудесные бабушка и дедушка, которые отлично заменили непутевых родителей . И если по матери я временами скучала, то о Викторе думала очень редко. Да что там, практически не думала вовсе. В самом деле, зачем мне какой-то неведомый непонятный отец, если рядом находится лучший в мире дедуля?

Можно, конечно, попытаться себя успокоить – предположить, что мама и папа не общаются со мной не потому что не хотят, а потому что не могут. Скажем, из-за того страшного происшествия, после которого Виктору пришлось уехать из страны.

Вот только это бред.

Зная отдельные моменты биографии Ирины Луковой можно сложить два и два и замечательно догадаться, о чем именно умолчал волчий вожак.

На момент ссылки Виктора, мама уже произвела меня на свет (читай: прожила несколько месяцев в Красово и узнала от деда секрет нашего семейства) и неплохо сдружилась с соседкой – владелицей волшебных янтарей.

Уж не планировали ли наши влюбленные максималисты разбудить в Ирине способности анатари и с их помощью увеличить силу ее возлюбленного оборотня? Насколько я понимаю, хранительница может вырастить его внутреннего зверя до небес, и в этом случае никакой альфа страшен ему не будет.

Однако план родителей провалился. Зоя Леонидовна не отдала маме янтари, а Самойлов каким-то образом узнал о задумке Виктора и прогнал его из стаи.

Мама, как потенциальная анатари, оборотням была неинтересна – про артефакты они не знали, про семейную особенность Луковых – тоже. Вполне возможно, что Вадим прогнал отца не за какие-то конкретные действия, а за его вольнолюбивые мысли. Или же папа так ему осточертел, что старый волк был рад любой возможности от него избавиться.

Конечно, все это домыслы, и в данной истории наверняка есть обстоятельства, о которых мне вряд ли когда-нибудь станет известно. Между тем, я очень надеюсь, что Виктор продолжит делать вид, будто никакой дочери у него нет. Потому как лично у меня нет ни малейшего желания с ним знакомиться.

- Аня, с тобой все хорошо?

Я вздрогнула и вынырнула из своих мыслей.

Оказывается, мы уже подъехали к дому Репьевского и теперь просто стояли у его ворот.

- Все нормально.

- Как тебе вечер?

- Прекрасно.

- Понятно, - кивнул Всеволод. – Пошли в дом.

Мы выбрались из машины, и уже через пару минут зажгли в прихожей свет.

- Чем ты расстроена? – спросил Сева, когда мы ступили в гостиную.

Я в ответ махнула рукой.

- Мне сегодня очень деликатно напомнили, что, несмотря на статус анатари, центром Вселенной я по-прежнему не являюсь. По крайней мере, не для всех.

Репьевский удивленно поднял бровь.

- Объясни.

Я покачала головой.

- В другой раз, ладно?

- Мне не нравится твое подавленное состояние, - Всеволод взял меня за руку, и мы вместе сели на диван. – Сегодня все прошло прекрасно – без потрясений, с кучей полезных знакомств и разговоров. При этом у тебя такой вид, будто жизнь внезапно потеряла смысл.

Я невольно улыбнулась.

- Неужели я выгляжу настолько ужасно?

- Ты выглядишь волшебно, как и всегда. А вот глаза пустые. Почему?

Я улыбнулась снова.

- Сегодняшний вечер дал мне понять одну очень важную вещь, Сева. Несмотря на то, что в последнее время вокруг меня много шумихи, моя ценность, по сути, осталась прежней. Отдельно от янтарей Зои Леонидовны я не стою почти ничего. Любопытные взгляды, настойчивое желание познакомиться, восторженные улыбки – стали бы эти люди так живо одаривать меня своим вниманием, если б я не обладала способностью анатари?

- А они тебе нужны – эти люди? – серьезно спросил Сева. – Не все ли равно, нравишься ты им или нет? Волнует их твой особенный дар или не волнует? Знаешь, во всей этой толпе есть личности, которым плевать на дар, и для которых главной драгоценностью являешься ты сама.

- Ты сейчас говоришь о себе?

- Как минимум.

- Сева, я тебя прошу! Ты вообще-то тоже оборотень.

- И что?

- И то! Я две ночи провела в твоем доме, а ты ни в одну из них о моей драгоценной персоне даже не вспомнил!

Брови Репьевского плавно переместились на лоб.

- Вот это да! – изумленно выдохнул он. – А ну-ка иди сюда!

Мгновение - и я уже не сидела, а лежала на спине, а Репьевский, с горящими глазами, нависал прямо надо мной.

- Как же с тобой бывает сложно! – с чувством сказал он. – Но при этом так интересно!

В следующую секунду его губы накрыли мои. У меня в груди стало горячо, как в печке. Я обхватила Всеволода руками и с жаром ответила на поцелуй.

Легкая ткань платья затрещала. Репьевский оторвался от моих губ, одним движением сдернул ее с моего тела и бросил на пол. Затем подхватил меня на руки и понес в свою спальню. Где-то по пути мы потеряли его пиджак, галстук и рубашку, а еще мой лифчик и легкие кружевные трусики.

Едва спина коснулась мягкого покрывала постели, как губы Всеволода горячо заскользили по моей груди, а рука решительно двинулась к низу живота.

Я потянулась к поясу его брюк, и спустя пару секунд они также оказались на полу. Из горла Севы вырвался рык. После этого он вдруг приподнялся и перевернул меня на живот.

Следующие полчаса рычала я. А еще стонала, кричала, царапала ногтями деревянное изголовье кровати.

Затем меня перевернули обратно на спину, дали пару минут, чтобы прийти в себя, после чего круговерть бешеных поцелуев и ласк началась сначала…

…Наша страсть утихла только после полуночи.

- Моя красавица довольна?