— Рокси, я все знаю о Лиске, — перебил я ее.

— Все?

— Все-все. Даже то, чего наверняка не знаете вы.

— И считаешь, что ты то, что ей нужно?

— Рокси, ты же знаешь, что я тварь эгоистичная. Она — то, что мне нужно, вот прям край, кровь из носу и п*здец как сильно. И я не отступлюсь. И ваше мнение и отношение к этому всему далеко не единственная моя проблема.

— Папахен? — сразу поняла подруга.

— Да. Ни черта он так просто с меня не слезет. Слишком они там на фундаменте нашей с Улькой свадьбы планов наворотили.

— Блин, ну вот пусть сам на ней и женится! Все равно они с матерью твоей сто лет, как в разных домах живут даже.

Так оно, конечно, и есть, и обоих это устраивает, но там же вопрос о наследнике для обоих, сука, правящих домов поставлен.

— Как осеменитель родитель мой староват уже, видать, в глазах Кропаченко, — фыркнул я. — Даром что у самого жена очередная не намного его дочери постарше.

— Жены таким дядечкам с определенного момента не для продолжения рода нужны, сам знаешь. Они — статусный аксессуар, регулярно сменяемый на более новые модели.

— Знаю.

— То есть ты думаешь, что отец попробует на тебя давить не только с помощью отлучения от кормушки, но и станет докапываться, почему ты так резко и конкретно пошел в отказ от свадьбы?

— Однозначно. И докопается, он упертый. Докопается и все ее прошлое раскопает, а этого не надо, поверь. И тут у меня просто, сука, жопа какая-то образовывается. Мне и без Лиски никак, потому что вон вас сколько желающих ее просветить, что никуда я ей такой не вперся, и быть с ней — чистая подстава пока.

— Ну, допустим, ты не так хорошо и узнал Лизку, — ухмыльнулась Рокси. — Если у нее чего к тебе тут, — она хлопнула себя ладонью по груди, — есть, то все попытки окружающих на это повлиять приведут к прямо противоположному результату. Но, как жена одного из владельцев охранного агентства, скажу тебе: безопасность должна быть в приоритете над чувствами, Антох.

— Это ты к чему?

— К тому, что придется тебе чуток пособлюдать между вами дистанцию.

— Ты долбанулась? Да меня уже сейчас как за кишки к ней тянет.

— Хм, привыкай, дружище. Это называется быть влюбленным. Поначалу хреновенькое такое ощущение, но потом привыкаешь.

— Очень смешно.

— Нет, тут не до смеха. Серьезно, Длинный, пока ты реально не отбрыкаешься от родителей — вам жить вместе не вариант. И даже встречаться открыто не стоит.

— Это исключено. Хрен знает, сколько на это уйдет времени! А если она тупо забудет меня за это время!

— Вот только панику не разводи. Тебя забудешь, как же, в принципе, а еще учитывая, что ты у нее первый. Первый же или один из?

— Рокси, не беси, а!

— Значит так, мы с “Орионом” будем беречь твою девочку, а ты трудись давай, Антох. Прям по всем фронтам трудись. А я всегда на подхвате.

— Думаешь, я потяну?

— Думаю, мы это поймем в процессе, заодно и выясним, не забудешь ли ты сам…

— Рокси, была бы ты парнем, я бы тебе втащил сейчас! Кончай это.

— Все, молчу, — ехидно ухмыльнулась она и начала парковаться. — Пошли тебе шмотья прикупим, а то реально как бомж. Наши соседки-пенсионерки еще точно ментов вызовут, подумают, что хату выставить залез. И как на тебя, такого красавца-то, Лизка повелась? Не иначе любофф.

— Язва.

— Кобелина пронырливый.

— Нет. Уже нет.

— Поживем — увидим.

— Спит? — тихий голос Корнилова выдернул меня из оцепенения, что и сном-то не назовешь. Лежала с закрытыми глазами, ощущая, как тянется время, и так же тягуче-неторопливо вращаются неспешным, но неостановимым водоворотом однообразно невеселые мысли. Почему? Почему все так должно быть? Почему у меня никак-никак не может все начать быть как у нормальных людей? Вон другие грешат, но живут вполне себе здорово, и все у них есть, включая перспективу расплатиться за грехи свои когда-то потом, даже не в этой жизни, что никого уже в современном мире и не пугает всерьез. Почему тогда я должна расплачиваться болью уже сейчас? Что за несправедливая херня такая, когда еще и хорошо-то не было и нажиться не случилось, а уже плати.

Хотя брехня. Хорошо как раз было. Недолго, но очень-очень хорошо. Но теперь это вроде как работает фактором усиления боли и усугубления херовости последующего бытия.

— Как будто. — прошептала корниловская баба. — Миш, я переживаю очень. Она кушать не стала, не выходила ни разу, хотя бы в ванную. Нам бы как-нибудь ее в больни…

— Ну вот простите, что я такая засранка немытая, — пробурчала я, открывая глаза и садясь на постели.

— Лизка… — выдохнул Корнилов, уставившись на меня, в то время как его пассия отступила и закрыла за собой дверь, оставляя нас одних. — Выглядишь…

— На себя-то посмотри, — огрызнулась, неотрывно глядя на него в ответ. Он был в камуфляже, пятнистая футболка разодрана на рукаве, на морде пара царапин, глаза ввалились, и вообще какой-то постаревший, что ли.

Тягучая боль стала острее, за горло будто кто придушивать стал, и по щекам позорно потекло.

— Ну всяко лучше тебя, — он гулко сглотнул, криво улыбнулся и протянул руки. — Лизка…

Меня сорвало с кровати непонятной силой, и, кинувшись к нему, я уткнулась мокрой физией в его грудь. Он пах потом, усталостью, хвоей, дымом и… домом. Тем самым, которого у меня никогда не было до него.

— Корнилов, я… ты прости меня… — пробубнила, глотая всхлипы. — Я не думала, что вот так… что вы все сорветесь…

— Дурная твоя рыжая башка, — поцеловал меня Михаил в макушку. — Ну а как нет-то?

— А на хрена бы? На кой я вам всем сдалась-то?

— Ох, Лизка-Лизка, что же ты за Фома такая у меня неверующая, что никак очевидного видеть в упор не хочешь. Ты же родная мне стала. И Камневым тоже. Своя. Семья, Лизка. А за семью глотку кому хочешь порвешь и пойдешь куда придется.

— Ну все, хорош тискаться, а то баба твоя приревнует, — вывернулась я из его лап.

— Ее зовут Лена, и она в курсе, что поводов для ревности у нее нет. И они с Федором теперь тоже наша семья.

— Чёт дохрена прям, Корнилов, — насупилась я. — Не было, не было никого ни у тебя, ни у меня, и тут на тебе! Поперло со всех сторон.

— Лиз, мне тоже пока это странно. — И главное, сам лыбится так, что на “странно” это ни черта не тянет. — Но все уже есть, факт свершился, и давай ты привыкать начнешь и Лену обижать не будешь.

— Уже настучала? — скривилась я.

— Нет. Я просто тебя хорошо знаю.