найдя его, наплодив детей, спокойно умирая передать эту задачу в их ведение. Что для домоседов не найдется миски супа и экрана, светящегося телевизора, чтобы вперив в него свой взгляд, поглощать варево, насыщаясь и отвлекая голову всякой мельтешащей фигней. Вам все еще хочется верить, в хороших богатых капиталистов? Напрасно, не зря же им не верил Ленин. Думаете, они испугаются бунтов и всяких там революций и согласятся нас всех не имеющих работы пусть и скудно, но ― кормить? Да, согласятся, правда, небольшое количество, а других, не обессудьте, всех лишних, «акулы капитализма» пустят под каток истории. Они попросту станут им не нужны. Засоряют шумом эфир и всего лишь. Да и толку от них нет: ― никак не в состоянии понять, для чего живут. Без конца спорят. Яйцо вначале было, а уж затем курица? А может ― наоборот. Так и хочется сказать: ― знайте, яйцо, сделали китайцы, а из него уже все и пошло! Нет толковых философов у нас на Земле, а людей много ― восемь миллиардов. Что же с ними делать? Это не муравьи, которые хотят трудиться и для которых работы всегда не початый край. Им все-все, что расплодилось на Земле по случаю смерти нужно переработать, а проще ― утилизировать, даже самих усопших людей какими бы они не были доселе важными персонами. Лет через пятьдесят, у «золотого миллиарда» будет работать искусственный интеллект и исключительно умные машины, самая малость «человеков» займется их обслуживанием. Они будут предаваться размышлениям о смысле существования на нашей грешной Земле людей и на радость поглощать плоды машинного труда и небольшого количества остатков «человеков». Остальных ― семь миллиардов под каток истории. Им не нужен социализм. Это в СССР могли выпускать галоши продавать их, а не реализованные везти на завод перерабатывать в крошку и снова с них лить эти самые галоши. Люди должны трудиться! Для капиталиста это не рентабельно.

Я стоял у памятника Пушкину, размышлял о будущем и ждал Леонида Маргулиса, а может и не Маргулиса. С ним я познакомился в Крыму, когда отдыхал однажды в санатории «Украина», бывшем «Москва». Наше знакомство трудно назвать случайным, так как сложившиеся обстоятельства явно были кем-то с режиссированы. Такое у меня сложилось впечатление. Хотя бы потому, что было желание отправиться в санаторий «Затишье» ― но отчего-то не подошло время. В апреле я обычно садился в машину и катил на дачу заниматься огородом. Были и другие дома отдыха, но они все отпали, не соответствовали профилю моего заболевания. Оформив санаторно-курортную карту, я ждал телефонного звонка из дома соцзащиты и дождался. Человек, на другом конце провода, сказал: «это для вас» и попросил в срочном порядке забрать путевку, что я и сделал. Она была «горящей».

Билеты до Симферополя я купил с трудом и вдобавок еще на поезд с заходом в город Краснодар. Это получался большой крюк, но я не переживал и знал на что истратить свободное время: в чемодане у меня лежал ноутбук. Я намеревался продолжить написание своей книги, а еще было желание полюбоваться пейзажами, проезжая по Крымскому мосту, не получилось: мы его одолели глубокой ночью.

До санатория я добрался без проблем. Дня через два на меня вдруг вышел грек. Однажды, заперев комнату, я отправился на набережную погулять у моря и на проходной под взглядом охранника, придержал тяжелую металлическую дверь импозантному мужчине. Он тут же подхватил ее и выразил мне благодарность, правда, отчего-то на английском языке, а я ему тут же, не мешкая, без задержки ответил на немецком. Пусть знает: «и мы не лыком шиты». У меня несмотря на то, что я этим языком долго не пользовался, видать не все еще выветрилось ― осталось в голове: не зря же много лет учил в школе под присмотром матери и маститых преподавателей в стенах института, а еще, в аспирантуре, когда сдавал экзамены для кандидатского минимума.

Затем мы снова пересеклись с ним в столовой, а еще на лестнице, отправляясь на процедуры в медицинский корпус, после чего познакомились известным способом. Имя, я запомнил, а вот фамилию тут же забыл и уже не пытался обращаться как-то иначе ― Леонид и все. Он был несколько младше меня и оттого не возражал. А может по какой-то другой причине. Я не знаю.

Наше знакомство было ему необходимо. Иначе бы импозантный грек не стал напрашиваться ко мне сопровождающимся. У него было желание излить передо мной души. О чем мы только с ним не говорили. Однажды даже об эмигрантах, уехавших в девяностые годы из СССР. Через какое-то время я догадался он переживает за семью, возможно моих хороших знакомых ― Хазарских. Он упомянул о ней в качестве примера, при этом не произнося фамилию. Я не стал молчать, да и юлить тоже и тут же, глядя Леониду прямо в глаза, напрямую спросил:

— А вы случайно не о Михаиле говорите, его жене Марии и о их совместном сыне Ефиме?

Такое попадание с моей стороны было просто фантастическим, но в жизни все реально.

— Да-да, о нем. У меня в Америке кроме них, знакомых русского происхождения, больше никого нет, ― затем, взглянув на меня, Леонид для уточнения спросил: ― А вы что их хорошо знаете?

— Да! Лет десять, мы жили в одном доме, правда, в разных подъездах, ― сказал я и немного помолчав, продолжил:

— Дни рождения наших детей мы отмечали вместе в шумной веселой компании друзей. Хотя прошло время, но у меня и сейчас порой в ушах смех нашей детворы. А еще мне запомнился один забавный случай на дне рождения моего сына Жени: ему разрешили взять со стола шоколадных конфет сколько он захочет. Он набрал много, а затем они у него в руках стали таять и мальчик, боясь испачкаться, все раздал. Ефиму ― сыну Михаила Хазарского, мой сын отчего-то дал больше, чем другим ребятам.

— Тогда все понятно, ― ответил импозантный мужчина, давая для прохода место на узкой, идущей под уклон дороге, двум чопорным старушкам, ― затем, снова поравнявшись со мной, продолжил:

— Михаил мне говорил о каком-то писателе. Я так думаю, это о вас. Не знаю причину, но он часто ссылался на ваши высказывания о Джордже Оруэлле! Жизнь Хазарского за границей полностью подтвердила вашу правоту. Он, если бы знал о нашей встрече, то непременно просил бы это вам передать. Непременно! ― и Маргулис, а может и не Маргулис на время задумался. Я дал ему возможность еще раз интерактивно пообщаться с нашим