Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это правда, что Грифф Гаресон тебя…
Далее следовало непристойное выражение, которое я не сразу разобрал, ведь мой нориш далеко не идеален. А затем, когда до меня дошел смысл сказанного, передо мной разверзлась необъятная панорама ада. Я оказался не готов к такому обращению, да и среди драконорожденных подобные выражения считались достойными лишь простолюдинов.
– Мы делаем это по очереди, – ответил я, и Шонан расхохотался, однако по-прежнему смотрел на меня с ухмылкой, которая мне совсем не нравилась, заставляя прикидывать, насколько он больше и сильнее меня, если вдруг придется дать ему отпор. Когда мою тележку наполнили до краев, я был рад возможности ретироваться с причала.
На следующий день, когда я переходил от одного драконьего логова к другому, разнося утренний корм, ко мне присоединилась Фионна, бывшая оруженосица Роксаны.
Кроме жадного фырканья драконов, поджаривавших свой завтрак, единственные звуки – это смех Дака и Лены, которые готовили рыбу в рабочем помещении в дальнем конце коридора.
– Если будешь так давать им рыбу, то лишишься руки, – предупредила Фионна.
– Покажи мне, если ты так хорошо это умеешь.
Она взяла ведро, повернув его так, чтобы защитить руку, а затем проворно высыпала рыбу в залитую слюной кормушку драконов-аврелианцев.
– Они всегда такие несносные?
Я не сразу понял, что она имела в виду Дака и Лену, а не драконов, глотающих рыбу. Фырканье Лены разносилось далеко по коридору. Я пожал плечами:
– Первая любовь, и все такое. – Фионна с отвращением хмыкнула, и я улыбнулся в ответ.
– Кстати, о первой любви. – Она вернула мне ведро обратно и с трудом перевела дух, упершись ладонью в бок. – Я слышала, что Грифф навещает тебя по ночам.
– Похоже, весь остров слышал.
Тем не менее я с облегчением услышал, что в голосе не было ни капли сального любопытства Шонана, и это подтвердило мою догадку, что оруженосцы знали о наших свиданиях еще до Освобождения.
– Я беспокоюсь о нем, – сказала Фионна. – Все оруженосцы беспокоятся.
– Ты имеешь в виду наездников Вайды? – мягко передразнил ее я.
Фионна залилась краской от своего промаха, и шрам от ожога на ее щеке превратился в белую полоску. Она пошла за мной, когда я двинулся к следующим стойлам.
– Он целыми днями спит. Ни с кем не разговаривает. Ты единственный, с кем он разговаривал за последние несколько недель. Как думаешь, ты мог бы…
– Вразумить его?
Фионна поморщилась, словно сама понимала, насколько смехотворно звучали слова «вразумить Гриффа Гаресона». Грифф никогда не позволял себя уговорить. Это было его отличительной чертой.
Фионна снова уперлась рукой в бок, поддерживая спину. Я присутствовал на вечеринках, слыша шутки Роксаны о том, что она могла бы лично вырезать плод из чрева Фионны. Дрянь думает, что мы не знаем. Сегодня же Фионна не пыталась скрыть выпиравший из-под огнеупорного костюма живот.
– Наездники Вайды откладывали Вече Королей сколько могли, – сказала она, – чтобы выдвинуть кандидатуру Гриффа. Но другие кланы начинают беспокоиться, и потому старейшины проведут его с ним или без него. Брэн сказал, что Шонан, скорее всего, будет кандидатом от Кракена.
– Тот, который следит за судами на причалах? – Как ни странно, хотя Грифф когда-то был моим слугой, мне было не так уж сложно представить его первым Верховным Правителем Свободной Норчии. Но Шонан… Я поменял ведра и потянулся за новой порцией макрели. – Он грубиян и задира.
– Вот именно. Но говорят, он перерезал горло Великого Владыки во время Освобождения, а до этого он сумел пережить пытку драконом в загоне. Не говоря уже о том, что он нетрезв. Гриф же…
Вот. Интересно, какое слово она пыталась подобрать для Гриффа.
Мы подошли к последнему стойлу, которое пустовало и в которое я последнее время предпочитал не заглядывать, но сегодня заставил себя это сделать. Стойло Джепайры. Сейчас она была очень далеко, в своем стойле в Каллиполисе, и я совсем ее не чувствовал. Всякий раз, когда мне казалось, что я перестал по ней скучать, боль снова разгоралась с новой силой.
– Я здесь не для того, чтобы вмешиваться в норчианскую политику, – сказал я Фионне.
В ту ночь незнакомые норчианцы устроили мне взбучку, которой я ждал.
Я ждал этого с тех пор, как услышал сальные комментарии Шонана, и все оказалось настолько же предсказуемо, как во втором акте дешевой драмы Серебряного века: они натянули мне на голову мешок, протащив по главной улицы клана Наг, нанося удары ногами и, как мне показалось, мешками, набитыми устричными раковинами, и спрашивая на ходу, не попрошу ли я своего дружка спасти меня. Слышал, он был в любовниках у Гаресона еще до Освобождения, – сказал один из них. Где теперь твой дракон, Небесная Рыба? – спрашивал другой на ломаном драконьем языке.
Пошатываясь, я доковылял до дома и осмотрел себя в мутном подобии зеркала в комнате Гриффа. Повреждений оказалось немного. Я подозревал, что у меня были сломаны ребра, но обнаружил лишь разбитый в кровь нос. Хотя теперь у меня сильно болело все тело. А самое неприятное было в том, что я испытал облегчение, что так легко отделался, хотя и подозревал, что, если меня не стали избивать до полусмерти, значит, скоро последует повторение.
Пожалуешься своему дружку?
Рассказать обо всем Гриффу было для меня немыслимо. Я не видел их лиц, мне пришлось бы повторять их грубые, отвратительные выражения, но в любом случае Грифф не заслуживал того, чтобы его просили о помощи. Только не теперь, когда он уже несколько недель не удосуживался поговорить со мной в трезвом виде. Что бы про меня ни думали мои обидчики, я все еще не утратил уважения к себе.
В любом случае Грифф, скорее всего, посмеялся бы надо мной. Я догадывался, что он об этом подумает. В чем дело, повелитель драконов не знает, как принимать удары? Подтянись.
– Дядя? – Сти выбрался из постели и подошел ко мне.
– Ты должен уже спать.
– Я скучаю по маме, – сказал он.
Его губы дрожали. Я увидел, что они снова были разбиты. Глядя на него, я подумал: мы неплохая пара.
На следующее утро, в ужасно плохом настроении, с болью во всем теле, я отправился в логово, чтобы застать Дака, разбиравшего залежи кладовых. Он высунул голову, расплывшись в улыбке при виде меня.
– Ты как раз вовремя, – сказал он. – Некоторые из этих вещей слишком тяжелы для меня и Лены.
В каком же плачевном состоянии мы все были, если