скорую, которая поставила укол и велела наблюдать до утра. Утром пришел врач и обнаружил на теле Ники несколько красноватых пузырьков.

– Ветрянка, – сказал врач. – Ничего страшного, в сад не ходить, пузырьки мазать зеленкой, не чесать, температуру сбивать.

К вечеру Ника уже вся была покрыта зелеными точками, и Алексу с Линой приходилось из всех сил сдерживать ее, чтобы она их не расчесывала. Лина ужасно злилась, потому что уже к обеду в родительский чат группы посыпались сообщения о заболевших детях – Ника явно заразилась ветрянкой в саду. В этом проклятом саду, куда она не хотела ее отдавать, но пошла на поводу у мужа и все же отдала.

Ни на второй, ни на третий день Нике не становилось лучше. Температура упорно продолжала лезть вверх, Лина не находила себе места от тревоги. Алекс пытался успокаивать ее, говоря, что ветрянка – это легкая болезнь, что ею болеют все дети, что лучше переболеть сейчас в детстве, чем потом, когда будет старше, ведь дети переносят ветрянку легко. Но Ника не переносила ветрянку легко. Она лежала в постели, тяжело дышала, зудящие язвочки появлялись повсюду – не только на руках, ногах, спине и животе, но и на лице, у самых глаз, где кожа тонкая и чувствительная и ее нельзя мазать зеленкой, за ушами, под волосами, на половых органах, между пальцами, это было просто не выносимо. Ника постоянно пыталась расчесывать прыщики, некоторые начинали воспаляться и гноиться. Когда на четвертый день болезни к ним снова пришел врач, он выписал им антибиотик против присоединившейся инфекции глаз.

Лина была в отчаянии.

– Это ты во всем виноват! – кричала она Алексу, который и сам места себе не находил. – Это ты говорил, что нужно отдать ее в сад! Я же говорила тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет! Ты только о себе думаешь! Хочешь, чтобы я работала! Чтобы тебе можно было еще больше на свои мотоциклы, машины и покатушки тратить! Тебе все равно, кто и как за твоим ребенком будет следить! Идиот, сволочь! Ненавижу тебя! А что, если она умрет?!

– Ну что ты говоришь, ну кто умирает от ветрянки?! – Алекс пытался успокоить жену. Ему, конечно, и самому было тревожно от состояния дочери, но в глубине души он понимал, что ничего ужасного не происходит и произойти не может. Ну не умирают в 21 веке дети от ветрянки.

– Не умирает, да?! Дети просто так не перестают дышать и сознание не теряют, знаешь ли, а наша дочь дважды теряла! Ты забыл уже, что у нее невыясненная проблема с сердцем? А если эта ветрянка твоя сейчас даст осложнение на сердце? – Лине самой становилось все страшнее по мере того, как она продолжала говорить. Она чувствовала, что ей начинает не хватать воздуха, а сердце бешено бьется. Ноги стали ватными и подкосились, она опустилась на диван.

– Если с ней что-то случится, я тебя не прощу.

– Да ничего с ней не случится, прекрати ты нагнетать! Ты только и делаешь, что меня во всем обвиняешь! То я много работаю, то я мало зарабатываю! То ты устала дома с Никой сидеть, то ты на работу не хочешь! Ты уж определись, чего ты сама хочешь, а? Хватит меня во всем винить! У меня тоже, может, свои желания есть, ты подумала об этом? Я, может, не думал, что после рождения ребенка мне придется безвылазно дома сидеть при тебе, я на такое не подписывался! Стоит мне куда-то собраться, только заговорить, ты уже в Цербера превращаешься! Ты хочешь, чтобы я, как привязанный, при тебе сидел и подгузники менял? Как ты стал? Ничем, кроме детских какашек и игрушек не интересовался? Ты уже забыла, наверное, как спортзал выглядит! Книжку взрослую в руках сто лет не держала, только и делаешь, что в телефоне своем торчишь или с Никой играешь. С тобой с ума от скуки сойти можно! – Алекс выдохнул и тут же испугался своих слов.

Несколько минут Лина продолжала молча сидеть на диване и смотреть в окно. Затем она медленно встала и прошла в детскую. Потрогала лоб спящей дочери. Температура, кажется, спала – влитая полчаса назад порция жаропонижающего помогла. Лина поправила на дочке одеяло, убрала волосы, прилипшие ко лбу. Потом пошла в ванную, умыла лицо холодной водой. Подумав, приняла душ. Почистила зубы. Прошла в спальню и так же не спеша переоделась. Алекс все это время продолжал сидеть в зале, стиснув зубы и сжав голову руками. Не заглядывая к нему, Лина набросила пальто, взяла сумку, обулась и вышла из дома, закрыв за собой дверь – не слишком громко, чтобы не разбудить Нику, но и не слишком тихо, чтобы Алекс услышал. На несколько секунд она задержалась у двери, ожидая, выбежит ли он за ней, но дверь так и оставалась закрытой. Тогда Лина направилась к лифту и нажала кнопку. Впрочем, подождав буквально пару секунд, она передумала и побежала вниз по ступенькам пешком.

* * *

Стас сидел в своей лаборатории и устало глядел в монитор. Он гордо именовал кабинет лабораторией, когда рассказывал о своей работе родителям, но про себя называл свой крошечный угловой кабинет с маленьким окошком камерой. Впрочем, камера была оснащена по последнему слову науки и техники, а незаметная дверь в углу вела на склад реагентов, которому мог бы позавидовать даже какой-нибудь европейский институт химии. Стас работал начальником одного из филиалов научно-исследовательской лаборатории, самой крупной в их городе. Он был на этой должности уже третий год, и его все устраивало. Кабинет, который сначала показался ему тесной конурой, вскоре стал восприниматься как уютный. Там был удобный диван, на котором Стас иногда даже оставался спать, если накапливалось много работы. Впрочем, дома его никто не ждал, а работу свою он любил, поэтому не видел ничего плохого в том, чтобы иногда заночевать на работе. Кроме того, помимо работы, он писал докторскую диссертацию по химии, и прямой доступ к реактивам был ему на руку. Руководство знало о его научно-исследовательской деятельности и не возражало против использования реактивов, при условии, что он будет полностью отчитываться о том, что взял.

Стоял жаркий августовский день. Открытое настежь окно не спасало от духоты, и Стас без конца протирал лицо от пота платком. Халат висел на спинке стула, рубашка взмокла. К счастью, рабочий день уже закончился, и можно было закрыть дверь на ключ и не ожидать визита коллег.

Солнце уже спустилось к самому горизонту. Стас встал