Другие, напротив, приезжают с маленьким чемоданчиком в руках, как у уличных разносчиков, торгующих на Больших бульварах. Они извлекают оттуда крошечные образцы, порой размером с почтовую марку, и среди них надо высмотреть и найти сокровище. Все это ослепляет, особенно весной, когда фантазия набивных тканей весело взрывается посреди однотонных туалей коллекции. Как и в Высокой моде, среди поставщиков тканей выделяются несколько фирм, задающих тон по качеству, цвету и рисунку. В их материях есть все три элемента. Предлагаемые ткани безусловно повлияют на будущую коллекцию, но при этом они – следствие предыдущих коллекций, поэтому надо уловить сигнал новой моды, которая веет в воздухе.

А пока я еще не знаю, что буду делать через два месяца, что сильно, как ни странно, облегчает мой выбор. Я не колеблюсь между тем, что может или не может быть мне полезным, а выбираю все, что мне нравится. Я полагаюсь на свою интуицию. Вопреки весьма распространенному мнению, кутюрье редко заказывает определенную ткань фабриканту. Но поставщик при разговорах чутко ловит и угадывает желания, смутно выраженные несколько месяцев тому назад. Именно поэтому я избегаю в наших беседах предлагать точные темы, материалы и расцветки. С одной стороны, я не доверяю своим слишком непостоянным пристрастиям, а с другой – не хочу пренебрегать фантазией и творчеством других людей в нашем все-таки коллективном деле, именуемом Высокой модой.

Из такого многообразия тканей, которые я рассматривал за два месяца до этого, мне остается выбрать – в интервале между передачей эскизов и появлением туалей – подходящие оригинальные образцы. В первую очередь я исключаю те, которые мне решительно не нравятся, чтобы не загромождать студию. Среди отобранных тканей я отмечаю крестиком особенно приглянувшиеся и укладываю их в специальные ящики. Но я знаю, что каждый день буду находить все новые варианты, очарование которых меня с первого взгляда не покорило, но сейчас оно мне кажется неоспоримым. Теперь основной выбор сделан, и все ткани – соблазняющие, а иногда опасные, потому что слишком красивы – снабжены этикетками, разложены по сортам, цвету и, если возможно, по поставщикам. Они заполняют всю студию и озаряют ее.

Окруженный своим небольшим штабом, я оказываюсь перед манекенщицей, одетой в туаль. Среди множества тканей вокруг надо выбрать ту, которая подходит и к платью, и к «деточке». Надо устоять перед красотой и коварством того или иного цвета или материи. Я отдаю предпочтение фактуре и никогда не выбираю ткань только потому, что у нее изысканный цвет. Прежде всего, я выберу ту, чье качество подойдет нашему платью. В игру вступают существенные детали: мягкость, внешний вид, вес, плотность. Ткань мнут, вытягивают по долевой и поперечной нитям, по косой, ее взвешивают, поглаживают – она не должна царапаться, сминают – она не должна мяться, смотрят на нее при разном освещении – ее цвет должен сочетаться с цветом лица манекенщицы, которая наденет это платье. Каким только исследованиям, каким только испытаниям не подвергается ткань! Но все это не лишнее, потому что в конечном счете судьба модели зависит в равной степени как от кроя, так и от того, как будет вести себя ткань.

В студии нас всего девять или десять человек. Перед нами манекенщица, одетая в белое полотно туали, и большое зеркало; позади – две мастерицы. Мадам Раймонда вышла, чтобы вместе с Клодом, ее помощником, принести ткань, которая бы отвечала моему нечетко выраженному желанию. Мадам Маргарита, которая должна оставаться рядом, не может усидеть на стуле. Не в силах совладать со своим нетерпением, она ходит взад-вперед от манекенщицы к своему месту, куда я ее то и дело призываю. В центре, около девушки, стоит мастерица или швея, которая сшила эту туаль. Забилась в угол Жаннин по прозвищу Пуговичка, она занимается аксессуарами, но ее час еще не настал. Где-то еще Фронтина с карандашом в руках, готовая передать ярлыки для склада. Время от времени появляется мадам Брикар из своего «царства» шляп, быстро входит, что-то решительно отвергает, бросает стремительный взгляд на ткань или воодушевляется смелым оттенком. Все мы участвуем в настоящем ритуале, который непосвященному показался бы чистым безумием, например, выбираем из тридцати черных шерстяных тканей отличного качества ту единственную, которая подойдет.

Я же мечусь среди разнообразных материй и пытаюсь представить их на модели. Раз за разом драпирую образцы на плече у «деточки», смотрю, как ведет себя ткань в сравнении с полотном туали на другом плече. Некоторые отвергаю сразу:

– О, нет! Уберите!

Я показываю на другой образец. Эта материя не коробится, а облегает грудь манекенщицы. Мы разглядываем ткань. Она? Кажется, да… Но, однако… нет! Тогда я задаю вопрос первому попавшемуся:

– Что ты об этом думаешь?

Они прекрасно знают, что мне не нужно ничье мнение, но это их забавляет. Тем не менее они помогают мне своим присутствием. Их ответы вызывают у меня новые сомнения, и я снова спрашиваю:

– А ты, Пуговичка, как ты это находишь?

Пуговичка молча качает головой. Теперь очередь Клода, и таким образом участвуют все, от мадам Маргариты до манекенщицы, которая после долгого обсуждения чувствует первые признаки усталости. Общими усилиями мы делаем выбор. Достаточно одного равнодушного, чтобы разрушить эту атмосферу страстного коллективного поиска. Иногда решение принимается сразу, иногда мы пробуем снова и снова, возвращаемся к предыдущему варианту, казавшемуся ранее отвратительным, ищем среди отброшенных кусков ткани. Бедная ткань! Ее снова дергают, снова скручивают, снова мнут и снова драпируют. Ее испытывают не менее дюжины требовательных рук. Наконец кусок ткани, подобно пуповине, отрезается. Жребий брошен, модель утверждена! Мадам Раймонда, вновь усевшись на стул, записывает ткань в свой блокнот, ставит на нее ярлык, чтобы потом заказать фабриканту, и передает карточку Фронтине, которая отнесет ее на склад. Иногда случается, что одновременно платье получает название. Но обычно мы предпочитаем подождать, чтобы лучше узнать модель, прежде чем дать ей имя.

Крещение платья – что-то вроде маленького таинства. Переходим к следующей туали или возвращаемся к той же самой, потому что существуют базовые модели, которые дадут жизнь целому «семейству»: по ее лекалу будут сшиты платья, пальто, костюмы разных цветов и из различных тканей, но все они будут иметь одну основу. Тогда я, пристроившись на краешке стола, поспешно рисую те детали, которыми они будут различаться, а иной раз откладываю это до первой примерки. Наконец, появляется другая манекенщица. Для нее, может быть, мы развернем пятьдесят – пятьдесят пять кусков ткани, посмотрим платье в сером цвете, розовом, зеленом и черном матовом, потом блестящем… Ничего не получается! Единственное, что мы знаем: ткань должна быть гибкой и весомой, так как форма платья требует именно этих качеств. Образцы тканей валяются кучей на полу, время идет, тишина становится все гуще… Я больше не задаю вопросов, жесты становятся резче. В конце концов мне приходится все отложить до завтра.

Придя домой, я продолжаю думать о платье всю ночь – дни и ночи во время работы над коллекцией превращаются в одну лихорадочную вереницу – и на следующий день принимаю решение. Несмотря на все наши старания, случается, что ткань, которую мы отобрали после долгих размышлений, разочаровывает, когда платье уже закончено. Высокая мода – это, прежде всего, союз формы и ткани. Когда они вместе, получается нечто изысканное, но иногда случаются и неудачи.