Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не знаю никакого Ларсена! Правда не знаю! Я работаю со многими людьми, но среди моих клиентов не было Ларсена, это точно!
– Ты похитил его!
– С ума сошла? Я не похищаю людей! Не мой бизнес.
Кристина подняла молоток и занесла его над левым коленом Консьержа. Тот заорал, мешая английские мольбы и русский мат.
– Кто он?! Кто твой отец? Помоги мне его вспомнить! Покажи фото!
Кристина задохнулась от такого цинизма, и молоток опустился на ногу Сержа, рядом с коленной чашечкой. Тот взвыл.
– Ты умеешь забывать тех, кого похитил?! Тогда забудешь и эту боль. Вот тебе! – Молоток опустился еще раз. – Он был твоим клиентом! Что ты с ним сделал?!
– Дура! – заорал Серж. – Я половину клиентов знаю под вымышленными именами! Это правила бизнеса! Они тут такое творят, что ходили бы в масках, если б была возможность!
– Ах ты… – Кристина замахнулась.
Консьерж зажмурился.
Кристина блефовала. Угрозы, истерические вопли, зубовный скрежет и молнии из глаз – все было актерской игрой по мотивам просмотренных кинобоевиков. Конечно подобное поведение было не в ее природе. С детства девушка была приучена воспринимать происходящее и действовать с холодным спокойствием. Королевская осанка проявлялась в эмоциональной отстраненности и обдуманности каждого жеста и каждого слова. Расчет Кристины был в том, что, увидев перед собой истеричку, слетевшую с катушек, Консьерж не станет искушать судьбу. Но, разумеется, она не настолько вжилась в образ агрессивной суки, чтобы игнорировать его логические доводы.
– Смотри! – Кристина быстрым движением достала бумажник и раскрыла его на фотографии улыбающегося седовласого человека в узких очках. – Где он сейчас?
Серж прищурился, вглядываясь в фото сквозь потеки слез и непереваренной пищи.
– Эмиль Леннеберг – твой отец? – В его голосе звучало искреннее удивление. Кристина заметила, как изменился взгляд, которым Серж теперь смотрел на нее, – он стал строже.
– Эмиль Леннеберг! – повторила она. – Эмиль Леннеберг… Ты говоришь, этого человека зовут Эмиль Леннеберг?
– Я его знаю, – тихо сказал Серж. – Развяжи меня, я все расскажу.
– Говори! – приказала Кристина. – Если твой рассказ будет убе… – Тут она запнулась, потому что в глубине души ей было все равно, будет ли он убедителен, правдив или нелеп в попытке солгать. Она желала слышать правду и боялась узнать ее. – Возможно, я тебя не убью…
И в этом Кристина тоже была не уверена. Вариант с убийством она просчитала заранее, так же холодно и расчетливо, как наигранный психоз.
* * *
В тот момент, когда Кристина вытащила бумажник с фотографией Эмиля, Серж внутренне сжался. Все, что произошло в последние часы, можно было определить одним словом: СЛИШКОМ. Нападение Али и его людей, предательство Романова, а теперь какая-то девчонка, телосложения уютного, как сдобная булочка, но с колючим электрическим взглядом. И она его пытает! Все это было бы абсурдно и смешно, если бы не было так больно.
Колено ныло. В подобные моменты, когда теряешь ориентацию и начинаешь тонуть в болоте из проблем и обстоятельств, должны обостряться скрытые возможности, просыпаться шестые, седьмые и прочие непронумерованные… чувства. Он закрыл глаза и попытался представить пустоту. Абсолютную, ужасную, зияющую бездну. Он представил, как впускает ее в себя, как сам становится ею. В нем больше нет места сосудам, мышцам, нервам, крови. Он пуст.
– Чего ты ждешь? Я слушаю! – донеслось из пустоты.
Серж никогда не практиковал медитацию. Но замечал, что хорошие решения иногда приходят, когда впадаешь в полудрему и ни о чем не думаешь. Вот и сейчас нервными окончаниями, тонкими рецепторами, которые люди зовут интуицией, он почувствовал, что выпадает шанс. У него может появиться внезапный союзник, который – как знать? – поможет склонить чашу весов в этом безумном марафоне в его пользу. Когда на него в церкви напали люди Романова – он не сомневался, что это были они, – ее еще не было рядом. Теперь девушка с ним один на один, а людей Романова нет. Значит ли это, что она справилась с ними без посторонней помощи? Если так, то из нее может получиться хороший союзник. – Серж сглотнул и начал говорить: – Эмиль… Эмиль Леннеберг – так этот человек представился. Он связался со мной несколько месяцев назад. Эмиль намекнул, что занимает политический пост в одной из скандинавских стран. Впрочем, в отношениях со мной клиенты имеют право на полную анонимность. Затем Эмиль повел себя… как бы получше выразиться… эксцентрично. Он рассказал, что с детства любит, ну… что ли, бывать в чужой шкуре, перевоплощаться. Это можно было бы назвать ролевыми играми, но в его случае все оказалось гораздо серьезнее. Он правда твой отец?
Кристина молчала, не мигая.
– Что ж… Если это так, тогда в моем рассказе тебе понравится не все. Имей в виду, я лишь пересказываю слова твоего отца. И только то, о чем он счел нужным меня информировать. – Серж сплюнул и продолжил: – На первом курсе университета они с компанией веселых друзей иногда переодевались в женскую одежду и эпатировали скандинавских буржуа. Твой отец уверял, что это были вполне безобидные развлечения, которые незаметно стали для него привычкой. А затем – жизненным наркотиком, что ли. Когда через пару лет их студенческая компания распалась, он уже не мог без этого карнавала. У него развилась физическая потребность время от времени становиться кем-то другим. Проживать кусок какой-то иной жизни, непохожей на ту, в которой он жил под своим настоящим именем. Понимаешь?
Кристина едва заметно кивнула.
– Он стал регулярно уезжать из своего города, переодеваться и жить несколько дней в этой новой, чужой личине. Мне он рассказал немного, и я даже не знаю, что из его рассказов – правда, а что – выдумка. Но судя по ним, кем он только не был. В молодости побывал священником в Ницце, официантом в Амстердаме, беглым заключенным в Глазго… Правда, он говорил, что тамошние рыбаки, у которых он ночью попросил убежище, наутро выдали его полиции. Иногда случалось терпеть лишения, но такая встряска давала ему огромный заряд энергии. Душевные шлаки уходили, картина мира становилась объективней. Это он мне сам сказал, и я ему верю, у него глаза горели, когда он об этом говорил.
С годами перевоплощаться в других людей становилось сложнее. У него успешно развивалась политическая карьера, и теперь любая эксцентричная выходка, безобидная шалость, могли ее погубить. Но отказаться от своего хобби он был уже не в силах. Он стал тщательнее готовить эти маленькие путешествия. Маскировался, заметал следы. Он заказывал поддельные документы, изменял внешность, выбирал страны и маршруты, где неожиданный сбой в представлении можно было бы ликвидировать при помощи, к примеру, денежной компенсации. Вместо Европы уезжал в Южную Америку, в Азию, в Россию. Я не шокирую тебя? Ты узнаешь своего отца?
– Похоже на него… Только он никогда не был политиком.