так что плакать я не собираюсь! Мы ученые, животные для нас важны. Но, в конце концов, надо попытаться принести какую-то пользу обществу».

Я чувствую, как во мне поднимается глубокий протест против исследований Гонсалеса. Дело не в том, надо или не надо разводить осьминогов: мне кажется, их вообще не надо есть. Смысл еды не просто во вкусе и питательных веществах – иначе можно было бы поедать трупы домашних животных и родственников. Наступает момент, когда на первое место следует поставить наше изумление нашими живыми собратьями. Для меня любовь к осьминогам заключается в том, чтобы оставить их в покое, а каждый укус приближает их разведение в неволе. Если мы не сможем отступить и поставить необычность осьминогов выше их вкуса, мы не сможем говорить, что любим животных.

* * *

В Галисии у меня остается последняя остановка. Я еду из Виго в соседний порт Буэу по другую сторону залива. В море передо мной механический ковш, как экскаватор на стройплощадке, перегружает черно-золотых мидий с кормы рыболовецкого судна на грузовик. Кричат чайки. Эволюция допустила редкий просчет, поэтому открывать моллюсков эти птицы не умеют, но уже раскрытых едят с удовольствием. Вокруг суетятся крабы.

На судне я встречаюсь с его хозяином – Матиасом. Он фермер и разводит мидий.

«Это как земледелие, – говорит он, держа в руках моллюска. – Прямо как сбор урожая».

Мидии, устрицы, гребешки, сердцевидки и «клемы», к которым относят разные виды с твердыми раковинами, принадлежат к классу двустворчатых моллюсков. «Не ешь ничего с мордой», – советуют некоторые, и это вполне оправданный отправной пункт, если вы, подобно Дарвину, видите связь между выражением лица и базовыми эмоциями. Непохоже, чтобы у мидий были лица. Вблизи самыми заметными особенностями является дюжина нитей – иногда ее называют бородкой, – которая выходит между створками и крепит раковину к скале.

В мидиях странно сочетаются культивируемое и дикое. Их не достают из воды сетями и не черпают драгой, как диких гребешков, разрушая морское дно. В этом месте они растут в устье реки на больших канатах под огромными деревянными платформами. Питаются планктоном и другой взвешенной органикой. Фильтруя воду, они попутно очищают ее от азота из сточных вод и удобрений.

Галисия дает Испании более чем 90 % мидий. Это семейный бизнес: обычно семье принадлежит одна-две платформы. Платформы Матиаса расположены в нескольких сотнях метров от залива. Они прикреплены канатом к паре тонн цемента на дне и удерживаются на плаву благодаря стальным поплавкам.

В отличие от овеянного духом отваги и опасности рыболовства, разведение мидий – легкое дело. Матиас показывает мне спат – крохотные «семена» мидий. Они меньше ногтя на мизинце. По его словам, он на маленькой гребной лодке плавает вокруг скал, чтобы их найти, прикрепляет к канатам на своей платформе, спускает канаты в воду, и мидии начинают расти сами. Вмешиваться в процесс почти не нужно. Летом он любит ходить с голым торсом вокруг плотов и купаться в солнечных лучах. Друзья прозвали его «Тарзаном рифов». Со временем на раковинах появляются все новые мидии. Если их немного – все в порядке, но если они начинают умножаться бесконтрольно, может произойти перегрузка каната. Матиас научился от отца трюку: надо найти морскую звезду и привлечь ее к работе – поедать маленьких мидий. Каждое лето он покрывает платформы разновидностью дегтя, чтобы они не стали слишком скользкими от водорослей.

Тем утром Матиас вытащил из воды пять тонн мидий и продал их примерно по €1 за килограмм. Он берет сумку размером с большой рюкзак, и мы идем к нему в квартиру обедать. Мидий он готовит на пару в сковороде, добавив чуточку воды и лимона. Вскоре они раскрываются, и их розовая плоть становится оранжевой. Я съел свою порцию, не вполне уверенный, надо ли мне чувствовать вину или нет.

Я знал, что ракообразные, вероятно, боль чувствуют. В одном эксперименте ракам-отшельникам предлагали новую раковину для переезда, и они селились в ней чаще и не так долго ее обследовали, если перед этим получали удар током. Изменение поведения проявлялось, даже если новую раковину предлагали через день после шока. Есть доказательства, что омары живут целую минуту после того, как их бросили в кипяток. Это не окончательные данные, но сомнений достаточно, чтобы их пощадить. В 2019 году Швейцария запретила варить заживо омаров и других ракообразных, так что поварам пришлось поискать менее болезненный способ умерщвления, например удар ножом в голову или охлаждение, чтобы притупить ощущения. Согласно тому же распоряжению, перевозить ракообразных следует в естественной водной среде, а не на льду.

Есть ли сознание у мидий? Чувствуют ли они боль? Так ли жестоко готовить их живьем на пару, как варить омаров и крабов? Бессердечно ли перевозить их грузовиками? Мидии – это моллюски, как осьминоги. Но моллюски – большой, разнообразный тип животных, в который входит около пятидесяти тысяч известных морских видов (каждый год открывают почти пятьсот новых). У осьминогов и других головоногих моллюсков в ходе эволюции появился большой мозг, а у мидий и других двустворчатых – нет. Более того, у двустворчатых моллюсков нет даже центральной нервной системы, так что, по крайней мере согласно теории Файнберга и Маллатта, они не могут объединять сенсорную информацию и не могут иметь сознания и чувствовать боль.

Есть другая причина думать, что мидии не ощущают боли. Дело в том, что многие двустворчатые моллюски неспособны свободно передвигаться. Роберт Элвуд, почетный профессор биологии из Королевского университета Белфаста, чьи работы помогли швейцарцам ввести запрет на варку живьем ракообразных, указывает, что в такой ситуации боль дает меньше эволюционных преимуществ. Убежать и спрятаться мидии и устрицы все равно не могут, а для поддержания нервной системы, необходимой для восприятия боли, потребовались бы серьезные дополнительные энергозатраты. «Я бы задался вопросом, какие преимущества болевой системы окупают затраты на ее существование», – говорит Элвуд.

Мидии умеют закрывать раковину, но для этого может быть достаточно простого рефлекса. Вполне вероятно, что раковины стали у них альтернативой боли. Двустворчатые моллюски и морские усоногие, которые тоже имеют такую броню, «видимо, избрали иной эволюционный путь и другие способы защиты. И те и другие просто закрываются, когда их беспокоят, а потом открываются и возобновляют питание, – говорит Элвуд. – У двустворчатых и усоногих потребность в боли меньше, чем у кальмаров и лобстеров». Осьминоги, которые физически не защищены от хищников, для выживания стали умны. Двустворчатые пошли другим путем.

Элвуд делает оговорку, что двустворчатым моллюскам – и усоногим тоже – посвящено не так много исследований, поэтому