которую Даша только что вернула на место: «Кирпичная кладка каминов и печей» — вот что она изучала все это время! И только на пятьдесят седьмой странице ей стало скучно! А до этого было весело и увлекательно?!

— Егор, напиши книгу!

Я посмотрел на Дашу. Она сидела, подперев подбородок ладонями. Книги, журналы и тетради лежали в стороне. Взгляд девушки был задумчивым и серьезным.

— Книгу? О чем?

Даша пожала плечами:

— О нас — обо мне, о себе…

— Дашенька, о чем ты говоришь? Какая книга? — мне стало смешно. — Я сочинения в школе в лучшем случае на тройку писал! А ты говоришь, книгу!

Девушка продолжала смотреть на меня с серьезным видом.

— Пожалуйста, Егор, напиши. Для меня это очень важно!

— Хорошо, напишу. Давай тетрадь и карандаш. Это будет самый лучший рассказ всех времен и народов!

Я подвинул кресло к журнальному столику и уселся в позе, как мне казалось, маститого писателя. Но, взглянув на Дашу, понял, что девушка была далека от игривого настроения: ее взгляд был тяжелым, пронизывающим, и непонятно было, смотрела она на меня или сквозь меня.

— Ладно, напишу. Потом. Когда-нибудь я это сделаю. Возможно, на пенсии, когда будет много свободного времени или когда замучает совесть за невыполненное обещание. Только вот кто ее будет читать, кроме тебя? Я точно знаю, что многочисленных поклонников я не приобрету. Тогда зачем книга? Тетрадь в двенадцать листов с рукописным текстом тебя устроит?

— Нет, не устроит. И не нужны многочисленные читатели. Достаточно, чтобы ее прочитали и поняли всего… всего семь и один читатель! — Даша на секунду задумалась, закрыв глаза. — Да, именно семь плюс один!

— Всего восемь? Почему так мало?

— Нет, Егор, именно семь и один! Не восемь! Потом сам поймешь… И помни — ты обещал!

Девушка вышла из задумчивости, в ее глазах опять загорелись искорки, она кокетливо склонила голову набок и, вытянув губки, изобразила поцелуй. Я же оставался в растерянности. Она иногда говорила такими загадками, что я потом мучился, пытаясь расшифровать сказанное. Вот и сейчас: семь плюс один. Что к чему?

— И будет Таня рада… — негромко произнесла Даша.

— Чему она будет рада?

— Извини, что?

— Ты сейчас сказала: «И будет Таня рада». Или Аня? Ты так тихо сказала, я не разобрал.

Девушка растерянно заморгала. Она встала из-за стола, подошла, уселась мне на колени, обняла за плечи и уткнулась носом в шею. Господи, как я любил эти моменты! Даша делала это нечасто — в минуты растерянности или страха.

— Тебе, наверно, скучно со мной, да? — не глядя на меня, прошептала девушка. — Тяжелая у ангелов работа.

Я гладил ее по голове, слегка прикасаясь к волосам. Сейчас, когда она сидела у меня на коленях, не хотелось вступать с ней в очередную полемику о наличии ангелов и демонов в нашем мире.

— «Найди себе работу по душе, и тебе не придется ни одного дня работать!» По-моему, так звучит известная поговорка, — ответил я.

Через минуту Даша молча освободилась от моих рук, как будто получив порцию энергии, прошла и села к столу, взяв учебник. Я же поймал себя на мысли, что не знаю, на каком факультете она учится, кем хочет стать в будущем. О дне и месяце рождения я тоже у нее не спрашивал. Еще для меня было загадкой то, что я никогда не вспоминал о ней на работе! Одно дело — не рассказывать сослуживцам о знакомстве с такой чудесной девушкой, и совсем другое — даже ни разу не вспомнить о ее существовании! Да что там работа! Даже дома я не испытывал какого-либо дискомфорта: спал, ел, занимался своими делами, и ни разу в голове не возник ее образ, ее глаза, улыбка, ее чудачества… Зато выходя за порог, я знал, куда, к кому и зачем иду! Как-то странно все это…

Я поднялся с кресла и пошел на кухню за кофе для себя и соком для Даши.

— Мне лучше молока! — откликнулись она, не отрываясь от учебника, и тут же протяжно добавила, посмотрев на меня: — Пожа-а-алуйста!

Разве я озвучивал свои мысли? Конечно, нет! Но я уже привык к ее проницательности, не хочу называть это телепатией. Хотел бы я иметь в будущем такую жену? Думаю, что нет!

Я пил кофе небольшими глотками, сидя в кресле. Даша быстро опустошила полстакана и, вытерев пальчиками молочные «усики» на верхней губе, отставила стакан в сторону.

— Спасибо, — поблагодарила она, не отрываясь от книги.

Я не хотел отвлекать девушку разговорами и поэтому обозревал зал. С моего первого появления он стал «оживать»: на окнах появились тюлевые занавески, на подоконниках — горшки с цветами, на стенах висела пара эстампов и один небольшой авторский морской пейзаж. Диван и два кресла были застелены одинаковыми по цвету и узору покрывалами. На потолке появилась аккуратная ажурная люстра на три лампочки. Строительные запахи почти полностью выветрились, вместо них витал аромат Дашиных духов.

— Даша, ты друзьями уже обзавелась в универе? — спросил я, заметив, что она в очередной раз сменила учебники на какой-то журнал.

— Друзьями? Пожалуй, нет. Знакомствами — да. Сашка и Маша, ты их видел, — в других группах, встречаемся только на лекциях. Гриша и Наташа вообще с другого факультета. С одногруппниками… Хорошие ребята.

— Тебя послушать, все вокруг хорошие. Неужели у тебя нет врагов? Даже не врагов, а людей, которые тебе неприятны? Здесь, во Владе, или там, в Томске? Говорят, что человеческому мозгу нужно до десяти секунд, чтобы понять, свой человек или чужой. Это как любовь с первого взгляда.

Девушка отложила журнал в сторону и задумалась.

— Нет. Здесь точно нет. Дома, в Томске? Даже не знаю, как сказать… Есть два человека, за которых мне страшно. Мне кажется, что я их любила! Они были настолько разные во всем, что дружба между ними в принципе не могла существовать! Но она была. И вот эти двое сделали нечто такое, после чего я стерла их из своей памяти! Понимаешь, Егор, буквально стерла! Теперь я не помню, как они выглядели, не помню их имен, откуда я их знала, тоже забыла! Мне теперь страшно: вдруг я стерла их жизни? Вот они были — и вдруг не стало… И никто не заметил их исчезновения: ни родные, ни близкие, ни друзья!

Даша действительно была расстроена. Она сидела, словно провинившаяся школьница, сложив руки на столе, как на парте, и склонив голову.

— А ты бы могла простить? И полюбить кого-нибудь из них, скажем, как самого дорогого тебе человека? Или ненависть